Алиби

И тут он увидел на самом дне чаши, на булыжной мостовой, человека в зеленой фетровой шляпе с полями. Выбрасывая вперед, словно жонглируя, трость, которая всякий раз стучала по мостовой, что было слышно в полуоткрытое окно там, где стоял Андрей, человек направлялся к стоящей неподалеку скамье, мимо которой, Андрей это видел раньше, пробегал время от времени игрушечный уличный паровозик с красными колесами и двумя открытыми пассажирскими вагончиками. Вообще-то, конечно, это был автомобиль с красными колесами и красными рычагами, которые были закреплены по его бортам. Но впечатление было абсолютное. Всякий раз, когда паровозик подъезжал к скамье, он останавливался, машинист поднимал в знак приветствия форменную фуражку, а человек с тростью – зеленую шляпу. Постояв с минуту, машинист давал свисток, и паровозик ехал дальше, увозя собой два открытых черных вагончика с красными колесами, битком набитыми детьми и собаками. Были там, конечно, и взрослые. Но взрослых было немного. Это были те, кто верил, что паровозик привезет их в счастье. И Андрей всегда мысленно желал им, чтобы с ними произошло что-нибудь счастливое.

Андрей совсем уже собирался отойти от окна, но вдруг увидел, как напротив скамьи, где сидел человек в зеленой шляпе, в очередной раз остановился паровозик. Прозвучал второй звонок, потом третий. Машинист занял свое место. Еще секунда, и паровозик побежал дальше. И когда он был уже у следующей скамейки, человек в зеленой шляпе приподнялся и помахал паровозику вслед. Он тоже желал всей компании счастья.

Когда паровоз исчез из вида, человек стал поглядывать по сторонам. И вдруг, посмотрев наверх, увидел Андрея. Глаза их встретились. И человек, слегка приподнявшись на скамье и тоже приподняв шляпу, поклонился.

Андрей кивнул, улыбаясь, и сказав «Guten Tag». Но человек, наверное, не понял, и долго смотрел в окно, пока ни догадался по губам, что сказал Андрей.

– Guten Tag, – сказал теперь человек в зеленой шляпе.

– Guten Tag, – еще раз сказал он. И широко улыбнулся.

А у Андрея стало меньше болеть бедро. Потом это происходило каждый день, ближе к вечеру, пока ни стало ритуалом, ежедневной микродозой человеческого участия, невольной и такой необходимой сопричастностью к судьбе другого. К его, Андрея, невыносимому положению, из которого он пока не мог найти выхода. Даже на улицу. Потому что, как только бы он это сделал, его могли бы передать немецкому коменданту.

– Guten Tag, – как вчера и позавчера, сказал Андрей, видя, что человек смотрит в его окно. Через минуту их обоих отвлек свисток паровоза. И поезд остановился. И пожилой машинист приподнял форменную фуражку, а человек с тростью – шляпу. Потом машинист дал свисток, и поезд поехал дальше. И Андрей понял, что паровозик бегает по кругу. Наверное, за тем, чтобы дать возможность зайти в вагон счастью, если оно запоздало. Или заблудилось. Чего в жизни ни бывает. Но всякий раз, когда паровозик делал очередной круг и отправлялся дальше, надежды на то, что счастье заблудилось и вот-вот войдет в вагон, у кого-нибудь, думал Андрей, становилось все меньше. Но мир, как наше представление, и не только, не переставал существовать, несмотря на то, что мы не можем осознать возникновение или исчезновение материи, – совсем по-шопенгауеровски подумал Андрей. Вот почему у него самого надежда все-таки оставалась.

Минут через пять после того, как он отошел от окна и снова оказался в постели, пришла Амели. Поздоровалась. Села за стол. И улыбаясь и время, от времени спрашивая его, не хочет ли он есть, или – что он сегодня прочел в газетах, стала вязать воротнички. Один, потом другой. Она делала это так быстро, что Андрей подумал, нет ли здесь какого коммерческого интереса. И вдруг он увидел, что Амели отложила вязанье За окном стал тихо падать снег.

Улыбаясь, она долго смотрела в окно, не подходя к нему.

Андрей видел ее розовое лицо, застегнутое на все пуговицы платье, ее тщательно продуманную позу, сохраняя которую она сидела в кресле, ее не знавшую сомнений правильность, особенно, когда она в чем-нибудь его убеждала. Но вот внезапно оставленный на самом краю стола воротничок, готовый вот-вот упасть, не справиться с ситуацией, обнаружить чувство, привлек ее внимание. И ее лицо стало еще больше по-человечески привлекательным.

Потом она снова стала смотреть в окно. Она не отводила глаз от снега, от этого падающего с низкого неба почти одушевленного счастья. Её лицо раскраснелось, маленький рот едва сдерживал улыбку, а глаза, казалось, впитывавшие не только то, что было в окне, но и то, чего там не было, с каждой минутой становились все золотистей.

Она красива, эта девочка, невзначай подумал Андрей.

– Амели, – тихо позвал он.

Не меняя выражения лица, она взглянула на него, все так же, не говоря ни слова. Потом, чтото уловив в его взгляде, посерьезнела и вновь взяла в руки вязанье.

– Скоро Рождество, – почти по-деловому сказала она.