Алиби для великой певицы

С 16 июня 1953 года информационные передачи РИАС велись беспрерывно. Все музыкальные и развлекательные программы были отменены. Радио призывало восточных немцев «использовать беспомощность и неуверенность властей».

Немцы устроили демонстрации на улицах двухсот городов и поселков. Они сжигали красные знамена и портреты Сталина, открывали тюрьмы, освобождая заключенных. Полиция бессильно взирала на колонны демонстрантов, которые шли с лозунгами «Мы хотим свободных выборов!» В девять часов утра в Магдебурге колонна прошла к центру города. Демонстранты вошли в семиэтажное здание Союза свободной немецкой молодежи и выбросили из окна портреты Сталина, Отто Грете-воля и Вальтера Ульбрихта.

На вокзале они сорвали объявление с надписью «Межзональная проверка документов» и заявили, что никакой проверки документов у тех, кто приезжает из западной части Германии, не будет, Германия — едина.

Демонстранты решили приветствовать пассажирский поезд из Кельна как символ единства Западной и Восточной Германий.

Несколько полицейских пытались вмешаться, но их разоружили, винтовки разбили, а полицейских заперли в их комнате.

Пассажиры, прибывшие из Кельна, увидев, что происходит, стали раздавать восточным братьям шоколад, сигареты, печенье и фрукты.

А когда прибыл местный поезд, демонстранты обошли все вагоны и предложили пассажирам снять значки членов Социалистической единой партии Германии и значки общества советско-германской дружбы.

Потом появился поезд с прицепленным к нему вагоном для заключенных. Охрану разоружили. Просмотрев документы арестованных, демонстранты пришли к выводу, что все это политические заключенные, поэтому их всех выпустили, вручив каждому его тюремное дело.

Затем толпа двинулась к городскому полицейскому управлению. Было около часа дня. Там собралось уже много людей, которые пытались взломать ворота. С крыши здания толпу обстреляли. Когда вокруг здания собралось уже почти двадцать тысяч человек, появилось десять советских танков и столько же бронетранспортеров. Они врезались в толпу, но разогнать ее не смогли. Затем появилась рота советской пехоты. Она с толпой справилась.

А в Восточном Берлине пригласивший к себе членов политбюро советский посол Владимир Семенов был подчеркнуто любезен, но в его словах слышалась ирония:

— Москва только что распорядилась ввести чрезвычайное положение. Так что этот гвалт теперь быстро кончится.

Советские военные и офицеры госбезопасности, которым была поручена операция по наведению порядка, задавали возмущенные вопросы министру безопасности Вильгельму Цайссеру:

— Как это вообще могло произойти? Такие вещи не происходят в один день, значит, у них была какая-то организация. Почему вы о ней ничего не знали?

Члены политбюро ЦК СЕПГ тоже хотели знать, как это все случилось. Но они хотя бы частично винили и себя. Только один генеральный секретарь Вальтер Ульбрихт с самого начала заявил, что восстание — дело рук «фашистских провокаторов».

17 июня с утра забастовщики в Берлине останавливали автомобили, в которых направлялись на работу чиновники. вытаскивали их из авто, срывали с них партийные значки, машины поджигали. Полицейские не показывались.

Рабочие толпились возле ворог своих заводов, но к работе не приступали, митинговали, потом шли к центру города.

Внушительным был марш четырех тысяч рабочих Кеннингсдорфского металлургического завода. Они шли сплоченными шеренгами по восемь человек в ряд, в промасленных комбинезонах и кепках. Моросил дождь, вода стекала с их лиц. Многие были босиком или в башмаках на деревянной подошве. Они прошли почти двадцать километров. Их приветствовали тысячи людей, им выносили бутерброды и сигареты.

Шесть тысяч железнодорожников тоже пришли в центр. Трамваи, автобусы и метро не работали.

Около полудня почти пятьдесят тысяч немцев собрались на площади Люстгартен, переименованную в площадь Маркса и Энгельса. И тогда на демонстрантов устремились советские танки. Советские солдаты действовали очень дисциплинированно: стреляли только в случаях необходимости.

Немцы бросали камни в танки, заталкивали бревна в гусеницы, засовывали кирпичи в дула орудий, срывали радиоантенны. Но когда заговорили танковые пулеметы, демонстранты разбежались.

Войска быстро подавили восстание.

Военное положение, введенное советским командованием по всей Восточной Германии 17 июня, сохранялось 24 дня и было отменено в воскресенье 12 июля.

Через три недели после восстания члены политбюро ЦК СЕПГ на ночном заседании потребовали отчета от генерального секретаря Вальтера Ульбрихта.

Присутствовало тринадцать человек. Из них только двое не потребовали от генерального секретаря уйти в отставку — секретарь ЦК по кадровым вопросам Герман Матерн и кандидат в члены политбюро Эрих Хонеккер, вождь комсомола. Остальные считали, что Ульбрихт должен уйти.

Заседание было столь драматическим, что у обер-бургомистра Восточного Берлина Фридриха Эберта, сына предвоенного президента Германии, даже выступили слезы на глазах.