Алиенист

— Ничего, — просто ответил Люциус, покачав головой и устало закрывая глаза. — По всей видимости, все у него в полной норме. Доктор уточняет последние детали, но…

Я поднялся, отшвырнув окурок на мостовую.

— Значит, он был прав, — тихо сказал я, и по спине у меня пробежал холодок.

Люциус нахохлился:

— Он прав настолько, насколько медицина способна подтвердить его правоту.

Маркус по-прежнему не сводил глаз с брата:

— Ты что — специально стараешься все испортить? Если он прав, значит, он прав, а медицину сюда приплетать ни к чему.

Судя по всему, Люциус собрался было указать брату на недостаточность подобного аргумента в ученом споре, но вместо этого предпочел ограничиться вздохом и кивком:

— Да, — выдохнул он. — Он был прав. — Он встал, стянул с себя фартук и передал его Сайрусу. — А я, — продолжил он, — пошел домой. Сегодня вечером он хочет видеть нас у Дельмонико. В половине двенадцатого. Может, к тому времени аппетит ко мне вернется. — И он неуверенно двинулся прочь.

— Подожди минуту, — окликнул его Маркус. — Ты же не можешь бросить меня здесь — револьвер-то у тебя, не забыл? Всего доброго, Джон. Увидимся вечером.

— Вечером, — кивнул я. — Хорошая работа, Люциус. — Айзексон пониже обернулся и механически отсалютовал:

— О. Ну да. Спасибо, Джон. Вам тоже. И Саре, и… ну, увидимся.

Через несколько минут они, оживленно споря, скрылись за углом. Снова открылась дверь в цоколе Института, и вышел Крайцлер, натягивая на ходу сюртук. Выглядел он еще хуже Люциуса: бледное лицо, круги под глазами. Похоже, меня он признал с некоторым усилием.

— А, Мур, — вымолвил он наконец. — Я вас не ожидал. Хотя мне, разумеется, приятно. — Он обернулся к Сайрусу: — Мы закончили. Ты помнишь, что нужно делать?

— Да, сэр. Извозчик с фургоном будут здесь через несколько минут.

— Надеюсь, он постарается, чтобы его не заметили.

— Он очень надежный человек, доктор, — отозвался Сайрус.

— Прекрасно. Тогда можешь проехаться с ним до 17-й улицы. Я высажу Мура на Вашингтон-сквер.

Мы с Крайцлером забрались в его коляску, разбудили Стиви, тот развернул Фредерика и мягко подхлестнул его. Я не стал давить на Ласло, выпытывая подробности: я понимал, что он и сам мне все расскажет, как только приведет мысли в порядок.

— Люциус сообщил вам, что мы ничего не нашли? — наконец спросил он, когда мы легкой рысью двигались вверх по Бродвею.

— Да.

— Никаких свидетельств врожденной аномалии или физической травмы, — тихо продолжил Ласло. — Никаких физических особенностей, способных указать на умственное заболевание или дефект. Во всех отношениях — совершенно нормальный здоровый мозг. — Крайцлер откинулся на спинку, уронив голову на свернутую крышу экипажа.

— Но вы ведь не разочарованы, верно? — спросил я, несколько смущенный его тоном. — В конце концов, это доказывает вашу правоту — он не был сумасшедшим.

— Это указывает на мою правоту, — поправил меня Крайцлер. — Мы так мало знаем о мозге, Мур… — вздохнул он и попытался взбодриться. — Тем не менее, да — с точки зрения современной психологической и медицинской науки, Джона Бичема признать душевнобольным нельзя.

— В любом случае — начал я, неохотно признавая, что Крайцлеру будет непросто удовлетвориться этим достижением, — больной он или здоровый, опасности он больше не представляет. И это самое главное.

Ласло повернулся ко мне, когда Стиви свернул влево на Принс-стрит, стараясь избежать перекрестка Хьюстон и Бродвея.

— Вы действительно не ощущали к нему под конец жалости, Мур, правда? — спросил он.

— Э-э, — смущенно протянул я. — По правде говоря, чувств во мне было больше, чем хотелось. А вот вас, похоже, его смерть потрясла.

— Не столько смерть, — задумчиво произнес Крайцлер, доставая серебряный портсигар, — сколько жизнь. Та злобная глупость, что его породила. И то, что он умер, прежде чем мы смогли его изучить. Все предприятие оказалось таким жалким, таким тщетным…

— Если вы хотели получить его живьем, — спросил я, когда Ласло прикурил, — зачем же вы тогда надеялись, что Коннор будет следить за нами? Вы же знали, что он попытается убить Бичема.

— Коннор, — произнес Ласло, слегка закашлявшись. — Вот тут, признаюсь, я ни о чем не жалею.

— Ну… — Я постарался говорить здраво. — То есть он-то, — в конце концов, мертв. И, кстати, спас нам жизнь.

— Ничего подобного, — ответил Крайцлер. — Макманус бы вмешался до того, как Бичем нанес кому-нибудь серьезный урон. Он наблюдал за нами все время.

— То есть как? Тогда почему же он столько медлил? Да я зуб там потерял!

— Да, — поморщился Крайцлер, касаясь надреза на скуле, — он ждал до самого последнего. Но я ему не велел вмешиваться, пока он не будет уверен, что опасность поистине смертельна, потому что мне хотелось как можно дольше наблюдать поведение Бичема. Что же до Коннора, то я рассчитывал на его появление, чтобы задержать его. Или же…

Его голос наполнился такой кошмарной безысходностью и одиночеством, что я понял: если я не хочу, чтобы он умолкал, мне лучше сменить тему.