– Я понимаю, – медленно выговорил он и наконец-то обнял меня. Сердце у него билось тяжело, я слышала. – Но, стыдно сказать, я едва стою на ногах, почти как после той скачки.
– И я, – созналась я. – Но мы ведь вдвоем, а…
– Тоже не в одиночестве, – произнес Ирранкэ и снова посмотрел на яркую звезду. – Ты скажешь, что я просто пытаюсь тебя успокоить, но я в самом деле чувствую это.
– Ирэ, ты сказал, что бродил не меньше недели? – спохватилась я. – А я… не знаю, сколько именно, я потеряла счет времени, но вряд ли больше дня, иначе тоже валилась бы с ног. Но я, хоть и устала, могла бы еще идти!
Он только вздохнул и потянул меня в пещеру: ветер здесь в самом деле почти не ощущался.
– Дай мне передохнуть хотя бы недолго, – попросил он. – Иначе от меня не будет никакого толку. Это прежде я мог не то что неделю, а месяц лазать по таким вот скалам, а теперь… Ты же помнишь условие моей сделки с королевой Зимы? Время жизни – это само собой, но и сил я отдал немало, и теперь я почти человек. А вы намного слабее алиев.
Я молча кивнула.
Ирранкэ был прав. Даже если мы сможем идти всю ночь, что толку? Ему, положим, достаточно света звезд, чтобы найти дорогу, но его ведь в самом деле шатает от усталости! А для меня сейчас темным-темно, разве что снег хорошо виден, а вот коварных камней, так и норовящих подвернуться под ноги, я не замечу, и там, где Ирранкэ прошел бы с легкостью, буду спотыкаться о каждый обломок скалы.
А Ири… Ири уже не маленький ребенок. Она тепло одета, у нее есть одеяло, еда и вода, а еще – ее удивительное чутье. Я даже не удивлюсь, если она отыскала логово какого-нибудь горного барса и пристроилась к нему под бочок погреться… И даже если фея и для нее устроила игру в отражения, уверена, Ири сумеет продержаться, пока мы не придем за ней.
Да, я понимала, что утешаю себя, но…
– Марион, – тихо сказал Ирранкэ и привлек меня к себе. – Марион, я знаю, что ты готова бежать в темную ночь сломя голову, но ты даже не представляешь, куда именно. И я не представляю. И если мы переломаем ноги, а то и шеи на камнях, то ничем не сможем помочь…
Он умолк, потом продолжил:
– Я знаю, что ты говоришь себе то же самое. Но лучше это скажу тебе я, вслух, чем ты будешь думать одно и то же, по кругу… И станешь винить себя, если, не приведи Создатель, что-то случится. Виноват буду я. Только я. Если бы не я, вовсе ничего бы не случилось, фея не узнала бы о тебе, и…
«Ири бы не было», – подумала я и крепче обняла его за шею. Сейчас он пах правильно, первым снегом, и этот аромат перекрывал все прочие, не такие уж приятные запахи.
Ирранкэ говорил нужные слова, но они были насквозь фальшивыми, как будто я не слышала!
– Я не могу… – сказал он мне на ухо, прижав к себе. – Я рад бы бежать сейчас вниз, в долину, звать, искать, а я не могу, Марион. Голова идет кругом, и не важно, вижу я дорогу или нет, я ведь сам свалюсь с обрыва и тебя за собой утащу… Я как выжатая тряпка сейчас, ни на что не годен, себя-то защитить не сумею, не то что…
– Неправда!
– Думаешь, я так говорю, лишь бы никуда не идти среди ночи? – Он отстранил меня на вытянутых руках, чтобы взглянуть мне в глаза. – Ты забыла все, что видела?
Конечно же, я помнила, как он брел сквозь пургу, выбиваясь из сил, но…
Тогда он еще был алием, вспомнила я. Настоящим алием, а они намного выносливее и живучее людей. Теперь же… Теперь он мало чем отличался от человека, и эта неделя скитаний его почти доканала.
– Я не смог вас найти, – тихо сказал Ирранкэ. – Это ты меня отыскала. Я уже совсем…
– Окоченел? – коснувшись его руки, спросила я.
Он снова был холоднее льда, хотя замерзнуть нам не грозило даже и без костра, внутри пещеры было заметно теплее, чем снаружи. Камни будто нагрелись от звездного огня и до сих пор не успели остыть. Снаружи лед уже застыл, а тут еще текли ручейки!
– Да.
– Фея тебя знает, поэтому так легко и околдовала, – прошептала я. – А нас не знает толком. Со мной у нее почти вышло, да только выглядело это, будто кукольное представление! Наверно, она решила, что для меня и так сойдет, а все силы отдала тебе.
– Может, и так…
– Мне еще подумалось, – вспомнила я, – что она играет в отражения.
– То есть?
– Ну… то, что я видела: деревня, мама – это все было словно в зазеркалье. Дотронуться можно только до стекла, но отраженной водой не напьешься, а с отраженным человеком не поговоришь по-настоящему.
Я попробовала объяснить ему, что именно поняла, встретившись с мороком.
– Это уж, скорее, похоже на отражения воспоминаний, заключенные в стекле раз и навсегда, – выслушав, произнес Ирранкэ.
– Как мошки в застывшей смоле? Говорят, смоляные камни с северного побережья, в которых даже птички попадаются, – это действительно очень-очень старая смола. Такая древняя, что ее даже расплавить не выходит. А бывает не такая старая, та плавится…
Еще до моего рождения – бабушка рассказывала – украшения из этих золотистых камней были в моде, и чем диковиннее оказывалось включение, тем больше важничала владелица. Конечно, и подделок хватало, настоящие-то такие смоляные камни стоили очень дорого, едва ли не сравнимо с алмазами.