Алина Покровская. Дорога цветов

Путь режиссера от гибели царской семьи к тем роковым моментам ХХ века, которые определили не только эти моменты, но и будущее страны, переживающей ныне свое настоящее. И – самое любопытное – инсценировка Ольги Любимовой, акценты Бориса Морозова, выразительно и оригинально поддержанные сценографией Анастасии Глебовой и музыкой Рубена Затикяна, полностью совпали с теми литературоведческими исследованиями, что появились по выходе романа-эпопеи А. И. Солженицына. В частности, с примечательным высказыванием известного филолога Виктора Живова, опубликованным в журнале «Новый мир» в качестве полемики с теми, кто ополчился против «Красного колеса». А таких оказалось немало.

В частности, он писал: «“Красное колесо” не совершает то размеренное движение, с помощью которого описывал время Аристотель, а подскакивает, скрежещет и несется к огненной катастрофе. Историческая эволюция сметена исторической трагедией. И как во всякой трагедии, вопрос о правоте исчезает перед многократно более сложным и важным вопросом о смысле существования… Смысл трагедии вырастает из многоголосья, из нагромождения несоизмеримых пластов, проявляется иррационально и не поддается пересказу… потребуется, я боюсь, несколько поколений читателей, когда его новизна перестанет приводить в смятение критиков и будет восприниматься как данность».

По справедливому расчету Бориса Морозова, это время наступило, и наступило, может быть, в значительной степени не для читателей (число которых в нашей стране катастрофически сократилось), а именно для зрителей. Они должны были ощутить себя хоть в какой-то мере не сторонними наблюдателями, а заинтересованными соучастниками общего исторического фона, который «подскакивает, скрежещет и несется к огненной катастрофе».

Исторические фигуры взаимодействуют с вымышленными, голоса толпы продолжают и в то же время оттеняют хроникальные и портретные кадры большого экрана, отделяющего непривычный зрительный зал от сцены: воздвигнутые на сцене ряды для зрителей вовлекают всех нас в происходящее, как будто уравнивая с многоголосой «массовкой» на подмостках и на кинохронике, с помощью поворотного круга сцены заставляя нас следовать по кругу событий на «красном колесе» истории…

Жанр спектакля режиссер определил как «размышления о прошлом», что очень современно смыкается с определением Солженицыным жанра своей эпопеи: «Повествование в отмеренных сроках». И писатель установил четкую, определенную временную дистанцию: август четырнадцатого, октябрь шестнадцатого, март семнадцатого, а далее – календарь бодро побежал уже по месяцам. Воспроизвести эпопею полностью, разумеется, и не входило в планы Бориса Морозова, но жесткая линия «определенной временной дистанции» удалась режиссеру и артистам вполне, доведя финал до того момента, когда зрители начинают движение вместе с большим кругом сценической площадки под трепещущими, словно на ветру, красными флагами. И возникает магическое ощущение, что все мы вплоть до сегодняшнего дня двигаемся и двигаемся по «красному колесу», – вольные и невольные наследники всей той смуты, которой минуло уже столетие. И движение это неостановимо, оно продолжится во времени и пространстве…

В спектакле Морозова нет назиданий, как и нет той раздражающей карикатурности, что была бы вполне естественна для нашего времени отрицания всего и всех. Мы видим перед собой живых людей, снедаемых идеями.

В интервью Алина Покровская говорила: «Могу сказать о спектакле так. Не все любят публицистику. Но там вытащено многое. Мне понравилось режиссерское решение. В смысле актерских дел там интересны Денис Кутузов, он играет Ленина, Саша Рожковский играет убийцу Столыпина… В основном там все действие – эпизоды, которые, органично соединяясь, показывают знаковый отрезок истории нашей страны».

Снова – о режиссере, о партнерах, только не о себе. Такова уж особенность этой «непривычной» звезды, черта, которую невозможно определить как человеческую скромность, потому что в ней есть нечто выше и мудрее просто скромности: тот аристократизм души, который всегда старается стереть междометие «я», заслонить его именами тех, кто рядом.

Есть у Андерсена, мудрого сказочника и философа, одна из сказок. В ней собравшиеся под елкой дети рассуждают об аристократизме крови и духа. Как он зарождается в человеке – не всегда ясно, зато очевидно – каким образом проявляется.

И это – об Алине Станиславовне Покровской, о ее дороге цветов…

XXXVII

Перечитываю написанные страницы и ловлю себя на том, что создается облик совершенно особенной женщины – какой-то нездешней и уж тем более не сегодняшней, не поддающейся веяниям времени, прихотливой моде, заставляющей и жить, и играть иначе. А значит – иначе, глубже многих ощущать себя в мире и мир в себе. Но здесь нет никакого преувеличения – это действительно так.