Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950

Нежная молодая зелень, белые как снег стволы березок. Молодой весенний лес, весь обрызган солнечными лучами, весь воздушный, прозрачный…

Небо ясное, чистое…

Хорошо стало…

Кругом еще спят…

Слезать неудобно – разбудишь…

Подождала немного…

Потом сползла, умылась…

Скоро… скоро Москва…

Опять защемило внутри…

Поезд замедлил ход…

Пассажиры засуетились, надевают шляпы, торопливо собирают вещи…

В ушах звенит: Москва, Москва.

Колеса дребезжат по грязным мостовым, свежо… ветер – холодный!..

В голове пусто…

Все равно, все равно…

Дом Мозжухина290…

13 лет в нем…

Все такой, как был…

Нет в нем перемены…

Вхожу в переднюю…

Странное чувство… голова кружится, ноги подкашиваются, страх в душе… губы шепчут: «Господи… Господи…»

Оглядываюсь кругом…

Все по-старому…

Мучительно заныло что-то внутри…

Да… все так, как было.

А я – не та… –

[13 строк вымарано.]

Вошла в свою комнатку…

Вспомнилось то чудесное утро, красные розы… Вот они висят, завернутые в вату – сохнут…

Улыбнулась…

[15 строк вымарано.]

Вася, Вася!..

Когда никого нет в квартире, я громко произношу его имя… громко повторяю: Вася, [слово вымарано].

И тихая грусть охватывает, и голос звучит тоскливо…

Вася, Васичка, далекий!

27 или 28 мая [1907 г

.]

Не знаю как следует

[Москва]

[27 мая 1907 г.

] Воскресенье

Завтра на дачу…

Ну, что-то Господь даст.

Буду играть, петь, читать, дышать ароматным воздухом…

Боль улеглась…

Только минутами, когда проносится дорогой образ, – грусть охватывает, тихая, томительная…

И губы шепчут: Вася, Вася… родной… любимый…

И иногда кажется, что он слышит этот привет и рвется ко мне… и душа его где-то тут близко, тут около, и ласковое теплое облако затуманивает все кругом. Родной, любимый!

Письма все нет…

Думает ли он обо мне?

Конечно… Я верю ему…

Верю тебе, мой хороший, мой единственный.

Стала ужасно увлекаться музыкой. Часами [могу сидеть. – зачеркнуто] сижу около пианино… Перебираю аккорды, и они звучат в душе как-то по-новому, не так, как раньше…

Душа стонет, рыдает и поет, и сливается со звуками, и тонет в их глубине… И хочется плакать, смеяться, ласкать кого-то, целовать со страшным безумием, а потом выпустить из объятий и бросить в страшную пропасть, и хохотать над трупом, и рыдать над ним, и самой умереть, сильно и красиво… и хочется жить с безумием и страстью…

Мчаться с быстротой на крыльях таинственной, непроницаемой жизни, величаво вскидывать глаза на маленьких, ничего не знающих, не видящих людей, и кричать им с высоты – красивые, сильные слова; разбудить их души и, когда они с протянутыми вверх руками бросятся за мной с воплями жалоб и отчаянья, – броситься от них прочь в свое царство и трепетать от гордости и счастья. И чувствовать себя огромной, сильной и смелой…

___

Заиграл тоскливый марш из «Трех сестер»291. Шарманка старая, звуки дребезжат, и в душе тоже словно дребезжит что-то, надрывается больно-больно…

Боже мой, когда же кончится наша «нескладная жизнь»292…

Не могу, душа разрывается от этих звуков.

[Более поздняя запись]: Дача. Немчиновский пост.

28 мая [1907 г

.]. Понедельник

12 ночи.

Небо ясное, бирюзовое…

Звезды…

Одна далекая, одинокая, ярче всех остальных…

[Решила, что это будет. – зачеркнуто] «моя» звездочка.

Зелень темная вся, тихая, как будто задумалась над чем… Стоит без шелеста, непроницаемая. Далеко в овраге туман густой слился с облаком – низким и хмурым, и кажется, что это угрюмая гора вытянулась вверх – [своей. – зачеркнуто] причудливой верхушкой и думает мрачную думу…

29 мая [1907 г

.]

1 час дня.

[Два слова вымарано.]

В окно легкий ветерок…

Ласковый, шаловливый, скользит между ветками ландышей, приводит в трепет нежные, словно из воска, чашечки, и, ароматный, разливается кругом, забирается всюду, во все уголки…

Он здесь, он со мной… тут… Глядит ласково, хорошо из-за склонившихся тонких веточек. Дорогое лицо…

Смотрю и оторваться не могу…

И встает, как живой, он весь…

Здесь, со мной…

Я чувствую его…

Чувствую его близость…

Все мне говорит о нем.

Все поет о нашей любви.

Щебечут птицы…

Шепчет ветер…

Таинственно прислушиваются сосны и ласково кивают мохнатыми, пушистыми ветками…

Солнце бросает яркие знойные лучи…

Он здесь…

Здесь, со мной…

Нас двое…

Двое тут, в этой комнате, и никто не знает, никто не подозревает об этом. Мы вместе…

Да разве мы разлучались когда-нибудь?..

Разве я бывала когда-нибудь одна?..

Нет – всегда в душе я носила его образ, всегда мы были вместе…

Любимый мой, единственный!

Всегда, всегда…

Всюду ты со мной!!

31 мая [1907 г

.]. Четверг

Ветер за окном [слово вымарано] рыдает, дождь [слово вымарано] стучит по крыше, сосны темные, угрожающе нахмурились, поникли с грустью. Печальное небо в обрывках серых туч…

Тоскливо…

Сердце сжимается…

«В Москву, скорее в Москву!»

Два месяца!

12 дней прожито…

Уже…

Осталось больше…