Читаем Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950 полностью

Там, потом, последние 2 недели [это. – зачеркнуто] пустяки: сборы, волнение, радость близкой встречи.

Только бы вот это «вчетверо больше», значит 48 дней, скорее бы прошли…

Боже мой, 48 дней.

Ведь это ужасно много!

1 июня [1907 г.]

1/2 12-го ночи.

Погода убийственная. Дождь, слякоть, сырость…

День тянулся без конца…

11 дней прошло с возвращения из Петербурга.

Это – много. Пронеслись незаметно.

Два месяца…

Ах, скорей, скорей!

Скоро я, вероятно, начну высчитывать часы и минуты.

Что там «у них»293?

Так же мрачно или, напротив, солнышко светит?

Почему-то сейчас представила себе Васичку в какой-то комнате, в большом кресле в углу – с закинутой вверх головой. В руке папироса…

Кто-то, здесь уже, играет на пианино…

Он сидит, слушает и [думает. – зачеркнуто] вспоминает маленькую любящую «девочку»…

Сегодня я много думала о нем. Живо вспоминала Петербург, его посещения.

Закрывала глаза, чтобы вид комнаты не [слово вымарано] разбивал иллюзии, и так ясно переживала опять это томительное чувство ожидания. – Вот, вот раздастся стук [в] дверь… [слово вымарано] И душа волновалась, как тогда, в те памятные дни…

А потом [отрывалась. – зачеркнуто] оторвалась от грез и [сделалось. – зачеркнуто] стало грустно-грустно, и такое чувство [было. – зачеркнуто] охватило, точно это никогда не повторится, прошло безвозвратно, было – и нет.

2 июня [1907 г.]. Суббота

6 часов дня.

Сегодня приедут из Москвы…

В душе где-то живет надежда, что привезут письмо.

Письмо от Вас.!

Боже мой, если бы он знал!

Ведь это сделало бы меня счастливой на сколько времени!

Люблю тебя, люблю, мой родной, мой единственный!!!!!

4 июня [1907 г.]

1 час дня.

Нет письма… Нет…

Опять, как тогда в Петербурге, когда несколько дней подряд я напрасно ждала его, – опять шевелится обида в душе [и снова ужасно. – зачеркнуто]. Неужели он не понимает, с каким трепетным волнением жду я [весточки. – зачеркнуто] его письма?!

Хоть бы одно слово!

Грустно – грустно!

Сегодня встала утром с тяжелыми, мрачными мыслями, с мрачной душой…

А на дворе – солнце, свет, радость… Э-эх!

А все-таки не действует на меня природа так, как раньше.

Я часто вспоминаю «17 [версту]»…

Это страшное упоенье красотой зелени, неба…

Когда каждая травка, каждое деревце трогали и волновали какие-то струнки в душе…

А «Я природу тогда, как невесту, любил, я с природой тогда, как с сестрой, говорил»294

Да, а теперь не то…

Люблю лес, люблю поле, часто любуюсь живописными ландшафтами, но какого-то непосредственного порыва, какого-то слияния души с природой нет. Я спокойно отношусь к ней, редко волнуюсь.

Раньше зелень, воздух, тишина хорошо как-то на нервы действовали. Растревожишься – а уйдешь в лес, побродишь немножко, и легко станет…

А теперь личная внутренняя работа, личная жизнь, душевная, берут верх и все окружающее является только как какой-то фон [слово вымарано].

8 часов вечера.

Нехорошо мне…

Тревога, тоска…

А впереди еще длинный ряд дней…

Работать, читать усидчиво не могу…

Все мысли, вся душа заняты только им…

Он, он… Один [слово вымарано] властвует надо всем, давит все, ворочает по-своему мою жизнь…

Вот он, глядит на меня пристально насмешливыми глазами…

У него острый взгляд…

Кажется, что он читает в душе.

Когда-то в Петербурге он сказал: «В вас есть загадка…»

Он меня так мало знает.

И я его совсем не знаю…

Странно… – а так люблю!

Во всем этом есть что-то необычное, не нормальное.

Он очень доверяет мне…

И я ему верю.

Верю каждому его слову.

Как-то взяла с него честное слово, что он скажет мне правду, когда разлюбит.

Он дал слово, а на следующий день задал «дикий вопрос»: «А если я скажу – вы ничего с собой не сделаете? Дайте и вы мне слово…»

Милый!

Конечно, нет…

Жизнь – большая, прекрасная.

У меня есть еще мое дело.

Мое дело…

[Слово вымарано.] Как мало я отдаю себя сцене…

Где моя мечта – посвятить всю свою жизнь искусству?

Глохнет порыв, глохнет стремленье стать большой актрисой…

Теперь… Теперь, когда говорят обо мне столько хорошего, когда обещают прекрасную будущность…

Странно складывается жизнь…

Мне минутами делается ужасно страшно, страшно за то именно, что вся я закупорилась в себе, ушла внутрь, в свою любовь, и не осталось ничего в душе для дела…

И ничего не выйдет…

Ужасно страшно!

Но нет, я буду бороться, не сдамся!

Я буду актрисой!

Буду, буду!

Непременно!

Рано или поздно – кончится наша любовь, оборвется…

Я чувствую это, ясно, определенно…

И вот тогда отдамся вся работе… Вся уйду в образы… Всю душу свою вложу в них.

Кончить жизнь самоубийством…

Нет, это жалко, и глупо…

Буду жить…

Надо жить!

7 июня [1907 г.]. Четверг

6 часов вечера.

Еще 3 дня прошло…

Еще и еще…

Катится день за днем – медленно, уныло, тоскливо…

Одно и то же, одно и то же изо дня в день…

И мысли одни… и мечты все те же…

12 июня [1907 г.]. Вторник

А письма все нет и нет…

Один раз мелькнула страшная мысль: он болен…

И такой ужас охватил!

Вот все хожу и думаю…

Думаю, думаю без конца…

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное