– Маузер в ремонте. Ты, сынок, кирпич в бумагу заверни – и в авоську, по опыту знаю – самое лучшее средство для партийного агитатора. Но на всякий случай чек из булочной туда положи. Мало ли что случится – скажешь, в булочной подменили, а ты не знал, хотел хлебом угостить, а вон оно как получилось. Это ж азы партийной работы, привыкай, сынок.
– А можно я одну ночь подумаю? Страшно мне – вдруг не справлюсь.
– Конечно, – говорит, – сынок. Подумай, год просидеть, с места не сходя, – это надо мужества набраться и перед началом обязательно сходить по-большому и по-маленькому, так что думай.
А глаза добрые. Я бегом к Генке Павлушкину.
– Геныч, подскажи. Хочу на хлебную карточку записаться, но предлагают мне год на агитпункте просидеть – соглашаться?
– Ни в коем случае, там всё будет происходить так: придёт к тебе бабка, которая живёт в коммунальной квартире с соседом. Сосед – пьянь обоссанная, бабку бьёт и пенсию у ней отбирает, она в ментуху ходила – ей не помогли. Пришла к тебе: помоги, а то не буду голосовать за власть вашу, а ты помочь ей ничем не можешь, но голосовать её надо убедить во что бы то ни стало. Или семья придёт – живут на последнем этаже, и их заливает с весны по осень – крыша в доме прохудилась. Они в ЖЭК, а там им – ремонт по плану через пять лет, ждите. Они к тебе. А чем ты можешь им помочь? И так целый год. Вот смотри – ты уже седой весь, а год там посидишь – облысеешь.
Я думаю: как же я лысый-то – зимой, наверно, голова зябнуть будет. Нет, надо обождать или прийти после обеда в партком. Так и сделал, пришёл, там сидит знакомый – глаза добрые, спрашивает:
– Чего припёрся после обеда?
– Я тот самый, который вчера насчёт хлебной карточки, в смысле который дежурить на агитпункте год, не снимая порток, и вашу власть, в смысле самую что ни есть нашу, хвалить.
– А-а-а, ну как же, помню, согласен, стало быть, – и полез в стол за чем-то, должно быть, за маузером. Может, вернули из починки?
– Боюсь, я оплошаю. А можно мне какое другое задание – статей каких не то наклепать или хоть изобретений? Я упрусь тоже, не снимая порток нахе…чу, а?
Гляжу, а у него глаз холодный стал, и прямо-таки сверлит им.
– У нас тут, на факультете, таких, которые хотят только статьи клепать да изобретения, полтыщи наберётся, а в агитпункте подежурить ни одна бл…ь не соберётся.
Даже стихами заговорил, видать, на нерве.
– Уйди с глаз моих, а как надумаешь подежурить на агитпункте, приходи, сынок.
Гляжу, а глаза опять добрые.
Так не стал я коммунистом – надо было в первый раз после обеда приходить. А потом, видать, он – настоящий большак – видел меня как на рентгене, чувствовал во мне червоточину, раскусил, что я хотел на карточку записаться из корысти, вот и не дал мне ходу.
А все-то коммунисты, которых я знал, они, конечно, во власть советскую верили и партейными стали из убеждения, должно быть, масть такая у них, очень доверчивые, сейчас в новую власть верят, все снова верят. Вот ведь молодцы, даже завидки берут.
А я опять не верю, и власть вроде переменилась, а так опять властишка какая-то паскудная: ворует в разы больше, чем прежняя, а народ-то по большинству всё так же хреновенько живёт. Правда, стрелять народ перестали, палят только друг в друга. Но это их дела, нам оно без интереса.
Новым заведующим кафедрой нашим стал Юрий Александрович Бочаров, доктор наук, профессор кафедры АМ 6. Поначалу мы обрадовались – кузнец, с родной кафедры, но это было только поначалу.
Мы на радостях накрыли стол, взяли лёгкой закуски и вина грузинского – Вазисубани, чтоб не подумал, что мы колдыри какие, пригласили Бочарова, Колю Бабина и ещё кого-то из ребят, пришедших с ним. Юрий Саныч поначалу нам лёгкий пистон вставил – как-никак антиалкогольная кампания, но сухого в его присутствии разрешил и сам пригубил. Отметили в узком кругу его восшествие, так сказать.
Поляеву Владимиру Михайловичу исполнилось шестьдесят – надо было поздравить, как-никак руководитель крупных тем по пористым материалам, и нам с этих тем капало понемногу. Илья из пористых трубок, конусов и обрезков листа соорудил какую-то настольную инсталляцию, прикрепили к ней табличку с благопожеланиями и пошли поздравлять. О предполагаемом походе предупредили Бочарова, он пошёл с нами – с Поляевым они были хорошо знакомы.
Владимир Михайлович принимал гостей в кабинете, дождавшись своей очереди, вошли – Поляев расплылся в улыбке.
– Ребята, здорово. Юра, привет, какими судьбами, что, решил пористыми делами заняться?
Илья ответил:
– Юрий Александрович теперь наш заведующий кафедрой.
– Поздравляю, Юра.
Они обменялись рукопожатиями, после чего Поляев широким жестом предложил переместиться к расположенному рядом столу, заставленному дарёным коньяком:
– Давайте по соточке, мужики.
Юрасик – так впоследствии на кафедре называли Бочарова бабы из секретариата – выпятил грудь и звонко, как пионер на утренней линейке, отчеканил:
– У нас на кафедре не пьют. – Вот же гад!