Мы пробегали с ним весь месяц, за исключением дней, когда с вечера нарушали спортивный режим, – бывало и такое. Под конец месяца он подсох и стал наступать мне на пятки.
На заводе я искал точки съёмки тех технологических операций, которые я описывал в сценарии предполагаемого кинофильма, отмечал, где и как нужно снимать, чтобы точно показать протекание деформации заготовки в процессе изготовления.
Периодически мы с Сагдаевым посещали студенческое общежитие, смотрели, чтобы всё было в порядке – благо идти было недалече – в соседние подъезды. Начали с подъезда, в котором размещался женский контингент. Алик стучал в дверь, произносил:
– Можно войти?
И, не дожидаясь ответа, вламывался – девицы визжали, кто-то прикрывался одеялом или одежонкой, кто-то, делая вид, что ищет, чем прикрыться, демонстрировал свои прелести, наблюдая за нашей реакцией. Первый раз я по инерции тоже впёрся вслед за ним, но цирк этот мне не понравился. Когда мы покинули комнату, я сказал ему:
– Алик! Ну что ты творишь? Тебе что, прямо-таки необходимо поглядеть на их ляжки? Я как-то не готов в этом участвовать.
Алик ненадолго успокоился, и пару комнат мы посетили вполне корректно, но потом всё пошло по первоначальному сценарию. Поняв, что бороться с ним в этом вопросе нереально, я сказал:
– Ладно, давай разделимся, ты продолжай на девок зенки таращить, а я пошёл к мужикам. Заодно и время сэкономим.
И мы разошлись в разные стороны.
Питались мы или в столовках, или дома, вся необходимая для этого посуда имелась. Алик неплохо готовил. Как-то раз, зная, что в гости к нам зайдут коллеги, он мастерски приготовил плов. Моё умение готовить ограничилось тем, что, когда нам надоели пельмени, я их пожарил.
Общественно-политическую практику мы провели, собирая сеяные травы на поле какого-то специализированного совхоза.
Стояла жара, и зачёт по итогам практики я предложил провести на пляже, а что в этом страшного? Но Алик что-то струхнул – проводили в какой-то аудитории учебного центра ВАЗа, впрочем, там оказалось неплохо – работал кондиционер.
В октябре умер Александр Иванович Целиков, это была большая потеря для технологической науки и невосполнимая утрата для кафедры прокатки – все последующие заведующие кафедрой даже отдалённо не соответствовали его уровню.
В Контрольном совете мне попала на рассмотрение отказная заявка на изобретение Ю. А. Бочарова – доктора наук, профессора кафедры, которую я закончил. Бочарова я уважал – он был блестящим лектором, вторым в моём рейтинге лекторов шестой кафедры – лучшим был, по моему мнению, инженер кафедры Дмитрий Аркадьевич Илинич. Кроме того, Бочаров был одним из создателей нового вида технологического оборудования – гидровинтовых пресс-молотов. Я его очень уважал, но заявка была какая-то инфантильная – из разряда заявок профессиональных изобретателей. Суть её была в том, чтобы установить внизу какой-нибудь плотины действующей гидростанции гидравлический пресс и использовать халявное давление воды в гидросистеме пресса. Если бы в заявке не стояла фамилия такого уважаемого в мире обработки давлением автора, я бы подумал, что это написал какой-нибудь пионер, но там стояла фамилия Бочарова, и отказать ему я не мог – это ж практически, ну, если не отец родной, то дядя точно. А как я могу отказать родному дяде в желании стать ещё раз изобретателем? Но и выдать изобретение на эту муть – это проявить неуважение ко всем остальным изобретателям, в том числе и к себе. Терзаемый смутными сомнениями, я пришёл к Светлане Дмитриевне.
– Светлана Дмитриевна! У меня просьба огромная – заберите у меня эту заявку, не могу я одному из своих учителей отказ писать.
– Вы, Алек Владимирович, на работе, и я Вам заявочку лично расписала. А кто, по Вашему мнению, отказ доктору наук писать будет?
– Светлана Дмитриевна! Да я всё напишу, не хочу только фамилию свою светить – огорчать старика. Да было бы что-то серьёзное, где можно было бы с автором поспорить, обсудить, а тут блудняк какой-то. Мне стыдно его носом тыкать, объясняя, что это галиматья.
– Ну, ладно, пишите, что с вами поделаешь. Но имейте в виду – заплатить за это я Вам не смогу.
– Да упаси боже.
На традиционное Измайловское предновогоднее заседание Дальский поручил мне написать доклад о руководстве студенческой практикой.
– Алек Владимирович, Вы у нас, если я не ошибаюсь, недавно стали на практику ездить?
– Да, в этом году второй раз съездил.
– У меня к Вам просьба: Вы подготовьте доклад по летней практике, посмотрите свежим взглядом, что, по-Вашему, можно изменить, что, по Вашему мнению, можно добавить.
– Сделаю, Антон Михайлович.
И забыл напрочь.
Перед началом заседания Антон сказал мне:
– Алек Владимирович, я как обычно начну, а Вы за мной через пятнадцать минут.
Я похолодел, вспомнив, что мне было поручено месяц назад, но сделать ничего было нельзя, кроме одного: я схватил у кого-то лист бумаги и стал лихорадочно писать какой-то совсем бредовый текст, поскольку ничего серьёзного написать уже не было времени.