Тут он стал цитировать своё стихотворение. Я большой любитель поэзии и немалое число стихотворений знаю наизусть, поэтому мне казалось, что немного я разбираюсь в том, где поэзия, а где версификация – стихотворение его мне понравилось очень. Хорошие стихи запоминаются сразу, и довольно большой фрагмент его стихотворения долго хранился у меня где-то в башке, через тридцать пять лет в памяти осталась только первая строчка: «В Паланге белки бегают по снегу…». Помнится, у Бродского есть стихотворение «Паланга», так, по мне, стихотворение режиссёра было не слабее.
Нашу содержательную беседу прервал Прокопыч, явившийся с коробкой киноленты. Просмотрев её, мы обнаружили много такого, чего не хватало нашему фильму, и режиссёр задал главный вопрос:
– Анатолий Прокопыч, скажите, а контратипы у них можно попросить?
– А что это такое?
– Это как бы те же негативы.
– Попробую.
На следующий день Прокопыч притащил контратипы, мы обсудили, что нам надо взять из чужой картины – в порядке оказания технической помощи, далее всё пошло как по маслу. Режиссёр резанул несколько кусков, воткнул в наш фильм, переозвучил по нашему тексту, вставил в титры благодарность ВНИИМЕТМАШу. Мы с Прокопычем передали два литра мужикам из студии ВНИИМЕТМАШа за спасение утопающих – фильм был готов.
Признаться, мне до сих пор стыдно за эту халтуру. Сказать по совести, фильм не получился, но был принят, получил оценку – хорошо, режиссёр с директором-оператором пригласили нас с Толей в ближайшую пятницу в ресторан Дома кино – отметить выпуск кинофильма.
Отчего не пойти, встретились, как договорились, внизу у входа. Режиссёр пришёл с женой – крупной блондинкой, тоже выпускницей ВГИКа. Посадили нас в центре зала – все уютные места были заняты. Сидели, поглядывали по сторонам – в зале было много лиц, знакомых по кинофильмам, в те годы в этом ресторане собирались в основном работники киноиндустрии.
Выпили изрядно, разговаривали. Мы с Анатолием слушали затейные рассказы наших киношников. Помнится, они в основном мыли кости артистическому бомонду. Режиссер рассылал воздушные приветы многочисленным знакомым, остановил проходящего мимо негра в белом костюме, встал, поздоровался, они перекинулись несколькими незначащими фразами – негр говорил прекрасно по-русски. Режиссёр сообщил, что мы отмечаем сдачу фильма, указал на меня:
– Это наш сценарист.
Я приосанился, режиссёр предложил негру выпить с нами за успех нашей картины. Чокнулись, выпили – чернокожий джентльмен пошёл к своей компании. Было странное чувство, и я сказал:
– Такое ощущение, что я его где-то видел.
Меня поддержал Прокопыч:
– И у меня такое же.
Вся наша киношная тусовка стала наперебой объяснять:
– Так, конечно, видели, и наверняка не один раз.
– Где это?
– Это же Джими, помните чернокожего малыша из фильма «Цирк»?
Через полчаса к нашему столу подошёл поздороваться какой-то усатый мужик, наш режиссёр вскочил.
– Саввушка, полтыщи, ну как ты?
Они обнялись, Саввушка, глянув на стол, сказал:
– Гуляете, ребята, что обмываем?
Режиссер, выпрямившись, ответил:
– Фильм сдали, – и добавил, указывая на меня: – Это наш сценарист.
Саввушка пристально глянул на меня, режиссёр предложил присоединиться к нам, но Савва отказался, ссылаясь на необходимость присутствия в своей компании, где идёт обсуждение важного проекта, и, распрощавшись, ушёл.
Молчанов поинтересовался:
– А кто это такой?
Режиссёр удивился нашей неосведомлённости:
– Это ж Савва Кулиш, известный режиссёр – «Мёртвый сезон» снял.
Вечер продолжился, я сидел, размышлял о непростых судьбах нас – киносценаристов, посвятивших жизнь киноискусству, – мало нас ценят. Стал искать глазами в зале Андрона Кончаловского, возникло желание пообщаться с фигурой, близкой мне по масштабу вклада в киноискусство, не нашёл, а жаль – он много потерял, не посетив в тот вечер ресторан Дома актёров.
Прощались как близкие друзья – практически родственники, жаль, не удалось поработать вместе ещё.
Жинка моя перешла на работу в Управление делами президиума Верховного Совета РСФСР. Взяли её делопроизводителем на временную ставку, а через два месяца перевели на постоянную. Основной причиной перехода было то, что её из «Гознака» стали частенько отправлять работать в обычные почтовые отделения, когда там заболевал кто-нибудь.
Признаться, мне давно надо было озаботиться её работой – нет нерешаемых задач, подумать, поискать – и всё получится. Зарплата её уменьшилась раза в полтора, но это нас не волновало – я зарабатывал вполне, чтобы она вообще не работала, а на новой её работе появлялись возможности, о которых в те годы большинство населения могло только мечтать: ежегодные путёвки в элитные дома отдыха и санатории, еженедельные поездки в подмосковные пансионаты, продуктовые заказы и множество прочих льгот и привилегий.