Алька. Кандидатский минимум

Дождавшись отъезда, Володя двинулся решать вопрос заселения Инны на положенное ей место, а я пошёл посмотреть, как он это сделает. Купе в самом деле было завалено целиком и полностью гитарами до потолка. Да, страна была одна – СССР, а дефицит был в каждом регионе свой – в Москве с гитарами был облом. Как человек, умевший брать на этом инструменте три аккорда, я это знал наверняка. Так что усилия по уменьшению дефицита, предпринятые инициативной армянкой, я в целом поддержал, но методы как-то были не очень. У забившей всё купе гитарами армянки не было билета ни на одно место в этом купе – сама она располагалась в соседнем. Увидев, что претендентка на своё место прибыла с поддержкой, она в качестве своего представителя вызвала проводницу, после чего они стали в два голоса объяснять, что предложенное Инне место в соседнем вагоне в купе с тремя полупьяными мужиками – это самое лучшее, что она видела в своей жизни, – мужчины очень приятные, а билет её вообще вызывает сомнения – что-то он не очень похож на правильный.

Но у Володи – советского мента, работающего, как выяснилось позже, в привокзальной милиции Ленинграда, весь этот цирк вызвал лишь сардоническую ухмылку. Предъявив проводнице удостоверение, он сказал:

– Купе откройте.

Проводница, перейдя на армянский язык, что-то начала горячо объяснять, активно жестикулируя. Приёмчик этот тоже не возымел действия, Вова нагнул голову и негромко сказал:

– Типа русский языка не говоришь и плохо понимаешь. Заканчивай этот цирк, открывай купе. А не то я иду к начальнику поезда, и на ближайшей остановке будем открывать это купе с понятыми, железнодорожной милицией и ОБХСС, если найдём.

Проводница открыла купе – гитары лежали на полках, в проходе, на столе, вся эта куча немного не достигала потолка.

– Значит, так. Освобождайте проход, левую нижнюю полку и столик. Койку застелить. Нам за нашу доброту и доброжелательное отношение две бутылки армянского коньяка в купе, чтобы мы всё забыли.

Ничего не говоря, проводница с товаркой стали вытаскивать из купе гитары и носить их к себе. Часть распихали по незанятым багажным полкам в вагоне, даже у нас несколько штук притырили. Мы не возражали – багажная полка пустует, что мы, звери какие?

Пара бутылок коньяка красовалась у нас на столе, а вот с закуской, да и вообще с нашим питанием, Вован ошибся – никакие старушки, пока мы ехали по территории Армении, к поезду не выходили – видно, у них рентабельнее работать на своём огороде, или армяне о своих старушках заботятся лучше, чем мы, русские, и им не надо толкаться у проезжающих поездов с кастрюльками и банками. Всё бы ничего, на станциях ведь есть буфеты, но, к глубокому нашему сожалению, в буфетах этих были только какие-то засохшие булки, так что полтора дня наш рацион состоял из водки, коньяка и этих чёрствых булок.

Но, глянув в окно, когда наш поезд остановился на первой российской станции, я решил, что на перроне проходит какой-то местный праздник, – платформа была забита продавцами всяческой снеди, так что для того, чтобы выйти из вагона размять ноги, нужно было протискиваться сквозь них, как в троллейбусе на Садовом в час пик. Но зато уж и затарились мы – мама не горюй, дальнейший наш путь протекал повеселей.

Всего в пути мы находились без малого трое суток. Милка перед отъездом дала мне пятьдесят рублей, велела купить в ей Ереване туфли, вроде бы там хорошие мастера – туфли я не купил, не до них было, но деньги мне очень пригодились, все проел, пропил – затянулась командировочка.

А в Москве жизнь шла своим чередом – тесть завёз на дачу несколько кубов бруса ещё дореволюционного производства сечением шесть на двенадцать дюймов.

Узнал, что где-то в Москве в детском саду сносят беседки для дневного сна детей, договорился с прорабом за долю малую, и брус этот вместо того, чтобы попасть на свалку, оказался на даче тестя. Сказать по совести, брус, конечно, по-любому на свалку бы не отвезли, но и государство дальнейшая судьба бруса мало волновала, и путь его был предопределён – просто дед оказался первым. Беседки эти построили ещё до исторического материализма Маркса – они служили летними павильонами в саду какого-то состоятельного господина, отсюда качество строительства и материала – дерево звенело, было ровнёхонько, ни малейшей червоточинки. Самое справедливое государство рабочих и крестьян разрешало на садовых участках строить летние неотапливаемые строения размерами не более чем шесть на шесть, с мансардой, и хозяйственный блок площадью двенадцать квадратных метров. К дачному домику можно было пристроить открытую двухметровую терраску. Материала на избушку габаритами шесть на шесть, чтобы собрать её без отделки, хватало, там же дед подкупил штук двадцать брёвен – кругляка и лафета6.