– Ну, ты по кафедрам пройдись, почти везде инженеры без дела сидят, и зарплата – ноль целых хрен десятых. Начнут зарабатывать приличные деньги, за бугор скатаются на подготовку, с оборудованием новейшим ознакомятся. Потом это же не навсегда, пойдут деньги – появится и новая тематика, и идеи.
– Ну, не знаю, сходи поговори… – он назвал фамилию человека, занимавшегося у ректора всякими перспективными идеями. – Если он поддержит, то можно будет что-то попробовать.
Я пошёл к серому кардиналу, сидевшему в маленьком кабинете напротив входа в приёмную ректора. Мы были шапочно знакомы, Сашка приводил его к нам в офис, немного выпили, потрепались ни о чём. Поздоровались, я попросил меня выслушать и начал своё обращение. Он поднял голову. Если бы мне пришлось в жизни, когда-нибудь заглянуть в глаза загнанной лошади, то я, наверное, увидел бы именно такие глаза. Обладатель измученных глаз произнёс:
– Вы знаете, никак не смогу вас выслушать. Вы поговорите с Серёжей Рыженко, он вас выслушает, потом доложит мне, и мы примем решение.
Я понял, что идея моя никак не прокатит, если уж Санька зассал, то куда там Серёже. Серёжу я знал – хороший парень, толковый, всё при нём, но легковесный, не станет рисковать, а вдруг не выйдет ничего? И как тогда, кто будет виноват? Вот тогда и скажут: «А подать сюда Тяпкина-Ляпкина-Рыженко».
Так и произошло, к Серёге я зашёл, поговорили, он тоже струхнул.
Я так и не понял, чего они боялись? У МВТУ рисков никаких не было, а новые возможности появились бы: у факультетских инженеров, тех, кто захотел бы заниматься этим, появился бы легальный очень приличный заработок. Появились бы новые связи с заводами, горизонты расширились бы. Причём, если бы со временем часть функций стала мешать, их можно было бы передать какой-нибудь аффилированной структуре. Понял и другое: Саня – человек, недостаточно самостоятельный, любые серьёзные решения принимает только с разрешения ректора. Мало того, он боится продуцировать новые идеи, а вдруг шефу не понравится?
Года через три, а может, через пять после этих событий я на каком-то факультетском банкете оказался рядом с Хововым Вячеславом Михайловичем. Он и Юра Хациев, по моему мнению, были двумя самыми умными людьми деканата. Мы с ним разговорились, и я рассказал ему эту историю. Ховов, выслушав меня, произнёс:
– Жаль, не получилось, по моему мнению, очень интересная идея для того времени была бы.
Скажу больше: Вячеслав Михайлович сказал «гениальная идея», но я это написать не могу, поскольку мы с ним уже немного выпили, банкет же.
***
Тридцатого сентября – это день именин моей мамы – сидел у себя в офисе с Арнольдом Титовым и ГИПом из его отдела, обсуждали договор с каким-то заводом, где у него были хорошие завязки. Зазвонил телефон, в трубке был голос сестры:
– Алька, мама умерла.
Она стала рассказывать, как они зашли её навестить, она не открывала дверь, как они вскрывали её, как нашли мама мёртвой на полу, под диваном. Они вызвали милицию и скорую. Катька сказала, чтобы я приезжал поскорее. Я слушал, но не слышал, хотя в мозгу всё фиксировалось. Сказал мужикам:
– Мужики, потом договорим, у меня мать умерла.
Были слова сочувствия, они собрались уходить, я сказал:
– Ладно, давайте закончим обсуждение, чтобы снова не возвращаться.
Мы снова сели за стол и стали что-то обсуждать, но я никак не мог сосредоточиться.
– Нет, надо ехать, сестра ждёт.
Я явно потерялся, не мог сконцентрироваться ни на чём, но понял – надо ехать домой. Людмила уже собралась, дожидаясь меня. Ей перезвонила Катька, сообщила о случившемся.
На квартиру к маме попали поздно. Катька насела на меня:
– Где ты катался, почему так долго ехал?
Я вяло оправдывался, говорил про пробки, ещё о чём-то, что я мог сказать? Георгий рассказал, что была скорая, следователь, причину смерти признали естественной, следов насильственной смерти и проникновения в квартиру не было, она была закрыта изнутри. Тело увезли в морг.
Пошли обычные хлопоты, я позвонил дяде Ване. На Ваганьковском кладбище были похоронены мамин брат дядя Миша и его сын, мой двоюродный брат Григорий. Получив согласие от тёти Ксении, жены дяди Миши, на родственное захоронение, решили похоронить маму рядом с братом, дядей Гришей.
Получить согласие на похороны на Ваганьковском кладбище для дяди Гриши не было проблем – он работал на заводе, который забор в забор граничил с Ваганьковским кладбищем. Всё кладбищенское энергообеспечение осуществлялось через завод, очевидно, это являлось фундаментом приятельских отношений моего дядьки и директора кладбища, поскольку дядька как раз заведовал заводским электрохозяйством.
На расценки работы кладбищенских землекопов это не повлияло, но для меня это было не важно. Всё это не имело значения, неожиданная смерть мамы не давала возможности думать о чём-то ещё. При этом заявленная цена в четыреста тысяч за копку могилы меня изрядно удивила. Поторговавшись – эта привычка стала во мне уже профессиональной, – мы договорились о цене в двести тысяч – бригадир землекопов остался довольным.