Алька. Второе пришествие

Но поскольку парни были молоды и их ещё не покинул юношеский максимализм, они приветствовали проникновение любых САПРов на их производство, и этот этап согласований мы прошли. Однако через неделю на очередном совещании, происходящем уже с нашим участием, какой-то толковый заводчанин с удивлением произнёс:

– А на кой хрен нам этот САПР с болтами, у нас же не массовое производство, пока всего одна машина слетала. Неизвестно ещё, полетит ли вторая вообще.

Ведущий совещание, не помню, в каком ранге он был, оглядел наш длиннющий стол и произнёс:

– А у нас где-то должен руководитель темы сидеть, пусть он нам объяснит, заодно представится.

Я встал:

– Алек Рейн, МГТУ имени Баумана, доцент, к. т. н., – повернулся к выступающему. – Вы правы, наибольшее преимущество такая программа даёт в массовом производстве, но это не единственное её преимущество. Вы ведь все свои метизы изготавливаете сами, используя механообработку?

– Да.

– А штампованные изделия обладают более высокой прочностью, за счёт чего могу разъяснить в частном порядке, чтобы у остальных время не отнимать. Следовательно, при меньшем весе изделий можно обеспечивать ту же прочность, а у вас, насколько я понимаю, борьба с весом идёт за каждый грамм. Затраты стартовые, конечно, выше, кроме покупки САПРа, придётся несколько штампов изготовить, но впоследствии, если у вас крепёж унифицирован, от механообработки в этой части можно будет вообще отказаться.

– Ну если так, то конечно, отчего не попробовать.

В целом так оно и было, но определённое лукавство в моих речах присутствовало. С другой стороны, это были какие-то начала рыночной экономики, мы предложили товар, хочешь – бери, хочешь – нет. Но с тех пор я ходил на все такие совещания, происходящие не менее чем раз в месяц, и всегда находилась какая-нибудь умная зараза с этим самым вопросом: «А на кой хрен нам этот САПР с болтами…»

В декабре меня избрали доцентом по конкурсу, то, чем бы я гордился и чему бы обрадовался лет пять назад, не произвело на меня никакого впечатления, мне было всё равно. Всё стремительно менялось, того, что произойдёт позже, не предполагал никто, но вал изменений накатывался, возрастая ежедневно.

В 1975 году, когда я пришёл в МВТУ, должность доцента вуза была весьма престижна. Интересная работа сочеталась с весьма высокой зарплатой – заработки доцента МВТУ, совмещающего преподавательскую деятельность с работой по НИС (научно-исследовательский сектор), составляли 450 рублей в месяц. Это была очень высокая зарплата по тем временам, средняя зарплата в СССР в том году составляла 133,54 рубля. И главное, во всяком случае для меня, было в том, что можно было заниматься наукой, выбирать интересующую тебя тематику, находить предприятия, которые готовы были финансировать твои разработки и внедрять, по возможности, на производстве.

И вдруг всё это стало рассыпаться на глазах, мало того, что всем стало не до научных изысканий и внедрений, предприятия стали отказывать в проведении студенческой практики. Стало невозможно показать будущему инженеру те места, где он, возможно, будет трудиться в будущем. А как учить студентов? Преподаватель, просвещающий студентов в технических дисциплинах, просто по определению должен заниматься техническими науками. В противном случае чему он, собственно, сможет обучить студента: тому, что он прочитал в книжке двадцать лет назад? Да хоть и вчера, студент и сам прочтёт это.

Ползли цены, пропадали продукты, менялись статусы и приоритеты. Я всё это видел, плыл в этом течении, ощущая себя вполне комфортно, но мало задумывался о сути происходящего, из-за чего впоследствии не раз меня больно припечатало. А тогда я ввязывался во всевозможные дела, зачастую авантюрного плана, нёсся вместе с этим бурным потоком, и мне всё это было страшно интересно. Вдобавок я стал зарабатывать в разы больше, что было очень приятно.

Зашёл Серёга, потрепались, решили в четверг пойти в баню, договорились пойти в Доброслободские, всё поближе. Про свой неприятный инцидент в этой бане с кражей верхней одежды я как-то уже не вспомнил. Да и что вспоминать, париться всё равно надо, сам я просто стал тщательней прятать деньги и документы в сумке, а номерок от гардероба всегда держал в руке. Ходил с ним в парную, мылся.

Раздеваясь, я сказал Серёге:

– Серёж, я номерок с собой всегда ношу, так надёжнее.

– Да я его так притыриваю, что сам потом с трудом нахожу.

Всё было как обычно, попарились, помылись, но, когда стали одеваться, номерка он не нашёл – видно, уж очень хорошо притырил. А вот после того, как мы не обнаружили его дублёнку в гардеробной, стало понятно: дело не в том, что он хорошо умеет прятать, а в том, что кто-то умеет искать лучше. Серёга очень расстроился, я, как мог, успокоил его:

– Не парься, что бог не делает – к лучшему.

– Это ты к чему? У меня спёрли дублёнку, шапку ондатровую, шарф мохеровый, и это к лучшему?

– Так и будет. Вопрос: дублёнка у тебя болгарская?

– Болгарская.

Это было какое-то déjà vu, меня стал разбирать смех.

– Вот ты точно соответствуешь стандарту директора бани, а я нет.