(«Лекции о моральных переменах»)
– Ты, должно быть, очень гордишься, Биа’ Пашо. – Биа’ Ханна улыбнулась Рафелю. У нее во рту сверкнуло золото, «птичьи лапки» в уголках пустынных глаз стали глубже.
– Горжусь? – рассмеялась мать Рафеля. Сняла с очага чайник и посмотрела на сына, сидевшего в трех метрах от них, закрыв электростатическим шарфом лицо. – Горжусь, что мой единственный сын на десять лет покинул свою семью? Горжусь, что он отвернулся от семьи ради Кели с его тысячью озер?
Она покачала головой и налила чай в глиняную чашку Биа’ Ханны. Густая черная жидкость, заваренная из листьев, которые мать сушила и сбраживала над очагом, плескалась по глазурованной глине, испуская дымный аромат.
– Но
Биа’ Ханна вновь сверкнула в сторону Рафеля золотыми зубами. Она ими гордилась – их сделали на границе Кели – и улыбалась часто и широко.
– Да, тебе следует гордиться. Твой сын вернулся к тебе и стал
– Забудь эту чепуху про Биа’ Пашо. Прежде я была Биа’ Рафель – и ею и останусь, что бы там ни натворил мой глупый сын.
Мать Рафеля повернулась, чтобы наполнить чашку, одной рукой уверенно держа закопченный стальной чайник, намотав на другую складки голубых юбок, чтобы не волочились по полу.
Биа’ Ханна усмехнулась.
– Какая скромность! Но погляди только, как ему идут отметки мудрости. – Она показала на Рафеля. – Взгляните на его руки, джаи Биа’. Надпись на лице, столько знаний на коже – и это лишь ничтожная часть того, что плещется в его бритой голове.
Рафель склонил голову и уставился на свои руки, немного смущенный внезапным женским вниманием. На тыльной стороне левой ладони были его первые знаки мудрости – крошечные буквы старого алфавита. Отсюда надписи цвета засохшей крови поднимались по рукам и терялись в одеждах. Свидетельства обретенных рангов, ритуально нанесенные за прошедшие годы, стихотворные мнемонические схемы для десяти тысяч строф, зацепки к сердцу знаний
Подняв глаза, Рафель заметил проблеск улыбки на лице матери. Биа’ Ханна тоже увидела ее скрытое удовольствие. Она хлопнула мать по бедру, когда та повернулась, чтобы налить чай еще одной женщине.
– Ну вот! Видите, джаи Биа’? Видите, как мать краснеет от гордости за достижения сына? Она начнет искать ему жену еще прежде, чем солнце коснется края чаши. – Биа’ Ханна закудахтала, ее золотые зубы поблескивали в полумраке семейного хаси. – Заприте крепче своих дочерей, джаи Биа’, она захочет собрать их всех для своего татуированного сына!
Другие женщины засмеялись и присоединились к подшучиваниям, отмечая удачу Биа’ Пашо. Они улыбались Рафелю и бросали на него оценивающие взгляды. Его мать тоже смеялась и принимала шутки и лесть, уже не Биа’ Рафель, а Биа’ Пашо, Мать
– Смотрите! Он умирает от жажды! – воскликнула Биа’ Ханна, показывая на пустую чашку Рафеля. – Ты забыла нашего нового
Рафель улыбнулся.
– Нет, Биа’, я лишь жду перерыва в вашем словесном потоке, чтобы заговорить.