Ювелир поработал на славу: знаки на внешней стороне платиновых колец вышли ровными, все одного размера, точь-в-точь как рисовал Сейн. Не зря он потратил прорву времени, чтобы разыскать в священных Свитках правильные слова власти и переписать их имперскими рунами, – только так силу амулета можно было направить по второму руслу и подчинить себе чудо. Платина выступила проводником.
– Обмануть…
– Покажите свой истинный облик.
– Подумай хорошенько…
Сейн слышал, как пульсирует сила медальона. Потянулся к ней той частью себя, что не была обременена плотью, сдавил трепещущий сгусток в невидимый кулак.
Тень покорежило, согнуло дугой, взвихрились темные лоскуты. Если бы она могла кричать, наверное, уже кричала бы.
– Делай, что сказано!
Тьма распахнулась резко, поглотив лабораторию. Из тьмы смотрели лица.
Лица умели кричать, и крик их обрушился ураганом, едва не вырвал душу из тела.
ТЫ УВЕРЕН ЖАЛКАЯ
ПАДАЛЬ
ЧТО ТВОЙ НИЧТОЖНЫЙ МОЗГ
ВЫДЕРЖИТ
НАШ ИСТИННЫЙ ОБЛИК
Их было много. Словно отражение всех человеческих кошмаров разом, извращенное, противное самой природе, одного их вида хватало, чтобы осквернить душу. Сейн почувствовал, как его глаза вдавливает в череп. Зажмурился, но жуткие образы никуда не делись, все сильнее полосуя разум ржавыми лезвиями. Его мысли гнили, его сердце жрали черви, он мог лишь мечтать о белом тумане, что поселился в голове Сордуса. Тьма вокруг обещала только вечные страдания.
Он устоял на ногах –
– Я сказал – истинный!
Безумие отступило так резко, что закружилась голова. Сейна рвало выпитым зельем, кровавая слизь стекала по балахону.
Когда алхимик поднял голову, перед ним стояла девочка. Лет десяти, в летнем платьице и с двумя аккуратными косичками. Сейн отчетливо видел ее лицо, но так и не смог понять, какие у нее глаза: в девочке не было цвета. При желании сквозь нее можно было рассмотреть алхимический стол.
– Истинный, – повторил он.
По тени пробежала рябь, но ничего не изменилось. Девочка нахмурила бровки. Сейн, немного подождав, спросил устало:
– Кто же вы такие?
– Дети погибшего мира, – ответила она звонко. – У тебя не так много времени, чтобы слушать длинные истории, Сейн, а наша история очень длинная. Ты явно собирался спросить что-то другое. Торопись.
Она кивнула на амулет, который он все еще держал за цепь на вытянутой руке. Металл таял весенней льдинкой без всякого жара, золотые и платиновые капли падали на пол.
Сейн вздохнул, собираясь с мыслями.
– Зачем вам нужна Марго?
– Наставить ее на правильный путь. И, конечно, она была нужна тебе – для зелья. Кровь великого волшебника как символ того, что получаешь, кровь королевы как символ того, что забираешь.
– И что же я забрал?
Девочка чуть покрутилась, стыдливо опустив глаза и заложив руки за спину.
– Любовь, глупенький! С вами так легко: дай вам поесть из одного котла, выпить из одной бутылки, промокнуть под одним дождем. Разок-другой спасти друг другу жизнь. И ваши души расцветают.
– Бессмыслица. – Сейн вытер рукавом солоноватые губы. – Можно было сделать все быстрее, сварить зелье…
– Какой же ты противный! Зелья, зелья… Ничего за ними не видишь. Нет, любовь должна быть истинной, без примесей. Тогда… – Она хихикнула, ловя его непонимающий взгляд. – Ладно, объясню на твоем языке. Человеческая душа сама как зелье. Добавь в нее ингредиент – печаль, ненависть, страх, – и она меняется. Конечно, это работает и наоборот, если из состава что-нибудь забрать. Само по себе дремавшее зерно любви в душе отыскать практически невозможно, но, если взрастить его, позволить пустить корни… получится вырвать целиком, и даже больше. Вырвать саму способность любить. А вместе с ней уйдут и жалость, сострадание, милосердие. Уж очень тесно они все связаны.
– Нет, нет! – Алхимик замотал головой, погрозил амулетом, не обращая внимания на летящие металлические брызги. – Это нарушение клятвы! Никакого вреда!
– О каком вреде ты говоришь? Она избавилась от лишнего, от чувств, которые ей только мешали. Ты и верно дурак, раз, пробыв с ней все это время, не разглядел ее по-настоящему. Теперь вы оба нашли истинных себя. Без обмана.
Сейн не слушал. Новообретенная сила сжалась внутри него в тугой комок, просилась наружу. Он сотрет эту башню до основания, пробьется к самой бездне, из которой явились эти твари, затопит расплавленной злобой их детские головы!..
– Не так мы договаривались, не так! Вы не должны были ее трогать!