Алхимик и королевский ингредиент

Они выбрались из мглы, едва различая дорогу и постоянно ожидая заклинания в спину. Свернули на соседнюю узкую улочку. Небо едва начинало светлеть. Алиция, тяжело дыша, проговарила:

– Если мы будем драться друг с другом… Все бессмысленно.

– Сейн, ты останешься с нами? – спросил Янум, кривясь от боли. Он с трудом за ними поспевал, крупные капли пота оставляли блестящие дорожки на его лице.

– У меня хватает своих дел.

– Заварить новую кашу… пока старой еще полный котел? Узнаю́́…

– Это не моя борьба.

– Но ты ее начал! – рыкнула Алиция.

– Я бы ее и закончил, если бы знал как. Но не так.

– Ну и проваливай, не нужна нам твоя помощь! Я хотя бы сожалею о том, кем была, а ты все такой же…

– Сожалеешь? О чем ты?

Она не ответила.

У заднего входа ратуши уже собралось несколько чародеев. Они помогли усадить обессилевшего Янума на деревянные ступени и смотрели на Сейна с любопытством, но без злобы. Алиция не сказала им, кто он?

Алхимик встал подальше, пока его никто не узнал. Он не представлял, нужно ли ему попрощаться или лучше уйти без лишних слов… Алиция сама к нему подошла.

– Подождем остальных… – Она выглянула на Тюремную улицу, туда, где продолжал клубиться туман. Где-то неподалеку надрывно звенел колокол, созывая стражу. – Мы справимся, Сейн. Можешь не верить, но у нас все получится.

– Не делай этого! – выпалил алхимик. – Зелье слишком нестабильно, мы не знаем, сколько оно выдержит. Если вложить в него слишком много…

Она кивнула для виду, не принимая его заботы, и уже собиралась уходить.

– А как же обещанный поцелуй? – напомнил он, чтобы удержать ее еще хоть ненадолго.

Ожидал, что она отмахнется от дурацкой шутки, прогонит, резанет презрительным взглядом. Но внезапно Алиция приблизилась и, положив руки ему на плечи, заглянула в глаза:

– Я ждала, что ты что-нибудь выкинешь. Когда ты забрал у меня тетрадку. Используешь запретное заклинание, попытаешься провести ритуал. Мечтала, как тебя исключат из академии или, того хуже, за тобой придут жрецы.

Она не дала ему ответить, вжалась в его губы своими, перебив дыхание, до боли, пока он не почувствовал привкус крови во рту. Ее или своей?

– Даже не представляешь, как же приятно сознаться в этом… – выдохнула она, оторвавшись, и по ее взгляду он понял, что ему ни за что ее не переубедить. – Я не бегу от своей вины, Сейн, но это не единственная разница между нами. Ты заслужил все, что с тобой сделали. А мы – нет.

* * *

Нигде больше Сейн не встречал такой любви ко сну, как у теззарийцев. Не одна только знать здесь предпочитала проводить в кровати до обеда, но и простой люд не упускал возможности подольше задержать голову на подушке. Лавки городских ремесленников и купцов открывались лишь к полудню. Слугам, конечно, приходилось вставать пораньше, чтобы успеть подготовить все необходимое к пробуждению господ… Но не намного пораньше.

«Замысливший дурное встает со Светилом», – гласила местная пословица, и сейчас Сейн ее прекрасно понимал. Ратуша и тюрьма остались позади, и, хотя рассвет уже вовсю подсвечивал небо, остальные улицы были совершенно пусты, даже тревожный звон колокола не вытащил калервальцев из постелей. Голый по пояс, босой человек добрался до бывшей академии никем не замеченным.

В монастыре, напротив, все просыпались даже слишком рано. Была в этом некая ирония. Сейн обошел здание кругом, размышляя, как бы ему попасть внутрь, не привлекая внимания. Толкнул ворота в сад. Те, как ни странно, оказались открыты.

Линда сидела на лавке неподалеку, аккуратно раскрашивала стоящий на коленях цветочный горшок. Больше в саду никого не было, утренняя молитва еще не кончилась.

– Ты будто меня ждала, – тихо сказал Сейн.

– Я тебя и ждала. – Она отложила кисточку.

– Думал, ты хочешь в целители, а не в прорицатели.

Линда помолчала.

– Я спросила тебя про Гарвануса Тайна… Лучшего охотника на чародеев отправили за беглецом-мальчишкой. Вот только ты вернулся, а он нет. Вчера, едва тебя увидев, я поняла, что ты всегда возвращаешься. И я не уверена, что хочу знать, какой ценой.

С ее лица пропала вчерашняя свежесть, к глазам потянулись тонкие морщинки. Сейн опустился рядом, повел плечами. Понял, как же замерз.

– Ты злишься на меня? – спросила она.

Сейн прислушался к себе. Когда его, израненного, тащили в тюрьму, у него не было сил обругать себя, что поддался ее уговорам, не было сил на проклятия. Но и сейчас внутри царило лишь ледяное спокойствие, безмятежная холодная пустыня, и не нашлось ветра, чтобы занести туда колючую обиду.

– Ты сказала Алиции, где меня найти?

Подбородок Линды едва заметно дрогнул.

– Как ты узнал?

– Ты можешь жить в монастыре, носить их одежды, молиться их богам. Но ты по-прежнему одна из нас.

Она покачала головой:

– Я разочарую тебя, Сейн. Да, иногда я помогаю заклинателям… Но не по той причине, как ты думаешь. Алиция хорошая, она правда может все это прекратить.

Сейн невольно улыбнулся. Он слишком поздно понял, что для Линды нет никаких жрецов и заклинателей, не существует своих и чужих. Есть только люди, хорошие и не очень. И всех она хотела бы спасти.

Он не мог на нее злиться.

– Как она? – спросил Сейн.