Марго молчала, пытаясь все это осмыслить. Никак образ алхимика с его темным прошлым не вязался у нее с краем художников и поэтов, сладких вин и солнечных фруктов. А еще поговаривали, у сантарийской короны золота столько, что однажды его веса хватит расколоть Серп пополам и утопить все соседние народы в море.
– Ты должен мне все-все рассказать… Почему ты здесь, и бывал ли в гильдии бардов, и кто твой любимый поэт, и правда ли, что там жарят сыр, и видел ли ты полотна Помаджанно? А театры, говорят, там театры даже в маленьких городках, а бродячие актеры, ты их видел? – лепетала она, не зная, с чего ей на самом деле хочется начать. – И расскажи о родных, об отце…
– Я не встречал его много лет, – перебил он резко.
– Ну хорошо, а мать?
– Она ушла. Он прогнал.
– Но что-то же ты можешь сказать. Ну же, Сейн, ты так много знаешь о моей семье, а я о твоей ничего. Я уже была готова поверить, что тебя самого достали из алхимического котла.
Он кисло улыбнулся и плеснул себе в лицо воды.
– Дай подумать. Мой отец – один из самых влиятельных чародеев Серпа, он живет в башне, какие рисуют в детских книжках, служит в королевском совете и крутится среди высшей сантарийской знати. То, что он меня породил, – мельчайшее в списке его достижений.
– Погоди, такое положение у чародея? И жрецы это допускают?
– Жрецы будут целовать ему руки, только бы не видеть их на своем горле.
– Значит, все же есть такие места, куда таким, как вы, можно бежать. Как я и говорила.
– Да, если твой род древнее, чем… – Сейн пощелкал пальцами, но так и не придумал сравнения. – Не знаю, древнее, чем любая династия силингов, что ты сможешь вспомнить. Такие привилегии лишь у избранных, восседающих в своих башнях, у тех, чье влияние и чьи заклинания обеспечивают процветание королевства. У простых заклинателей в Сантаре прав не больше, чем везде. Без дорогой лицензии чарами там и свечу не зажечь, королевские гвардейцы тотчас отдадут жрецам. Так что нет, твое величество, не нужно думать, что понимаешь слишком много. Ты знаешь, куда тебе идти, и надеешься, что тебя там ждут. У большинства чародеев этого никогда и не было.
– Но ведь у тебя было, правда? После академии ты вернулся домой?
– Смысл был сбежать от мук и унижений, а не отправиться за новой порцией.
Марго недоуменно смотрела на него. Сейн подержал вино на языке, с досадой понимая, что таким простым объяснением ему не отделаться. Как и всегда.
– Каждые несколько лет чародей из башни должен взять себе учеников, – пояснил он. – Не меньше двух, не больше четырех. Такой уговор с короной, необученные дети с опасным даром под боком никому не нужны. В один год отец взял четверых. Мне… среди них места не нашлось. Заклинания признают лучших, любил он повторять. А потом отправил меня учиться в Теззарию. Сказал, среди северян мне самое место. Там я буду молодец… среди овец.
Он оставался совершенно спокойным, говорил, глядя перед собой, покачивая кубок с вином, но отчего-то его слова отозвались неприятным жжением у самого позвоночника королевы, будто грубая щетка задела едва заживший шрам. Сейн усмехнулся своей мысли:
– Представляю, если бы он узнал, что меня заслонила собой девчонка… Представляю его лицо.
Марго приподняла бровь. Так вот, значит, как он ее воспринимает? Девчонкой? Ребенком, которому не пристало лезть в драку взрослых?
– За тебя получила удар королева, Сейн. Помни об этом.
Вода почти остыла. Они сидели в тишине, и каждый думал о чем-то своем.
Марго могла бы говорить об отце без устали. И с радостью разбила бы себе голову в молитве перед Великим Храмом, если бы ее кровь помогла вернуть Танкреда с Той Стороны хоть на денек. Отец Сейна был жив, но она улавливала холод в их отношениях даже сквозь плотный жар купален. И ей отчего-то стало неловко перед алхимиком за все годы обладания тем, чего ему никогда не получить. Так хорошо одетый, сытый ребенок впервые осознанно смотрит на замерзающего оборванца из окна кареты и чувствует, но еще не может объяснить всю неправильность происходящего.
Если боги действительно создали справедливость, а не выдумали, то им стоило бы почаще являть ее на свет.
Королеве захотелось выпить вина, но дрянная девка принесла только один кувшин и один кубок. Бочки стояли далеко друг от друга, и кому-то пришлось бы выбраться из воды… Марго уже подумывала, стоит ли ей прикрыть глаза и попросить алхимика подать ей кубок или заставить его отвернуться и взять самой – вновь видеть лицо купальщицы совершенно не хотелось, – когда Сейн снова заговорил:
– Я и правда приехал в Сантаре, но не к отцу. Хороший алхимик и без заклинаний что-то да может. Несколько лет я делал амальгаму, зеркала, кремы, румяна и краску для волос. Говорят, если человек слепнет, у него обостряются остальные чувства. Так было и со мной. Ингредиенты… Их вкусы, запахи… Все стало ярче, стало другим. Я различал их в темноте. Со временем даже научился обходиться без весов. Знал, сколько надо добавить.
Марго забыла о вине.
– Вот как ты научился тому, что умеешь сейчас?