Алхимик и королевский ингредиент

– Нет. – Он опустил затылок на край бочки и зажмурился, будто вновь подставляя лицо палящим лучам Светила. – За этим я отправился на юг.

Былое. Змеиный Язык

Пыль и песок. Светило застряло в зените, тени от жалких, иссохших кустарников и колючек не желали сдвигаться ни на дюйм. Поверхность реки блестела раскаленным золотом, казалось, вода в ней неподвижна, мертва, как и все вокруг.

Пыль и песок. Двигаться вдоль Змеиного Языка, от одной длинной цепи оазисов к другой – единственный способ здесь выжить и куда-то добраться. По ту сторону скал нет ничего, кроме бескрайнего песчаного моря. Ветер слизывает верхушки его волн, закручивает желтые вихри. Безлюдные земли прячут в себе развалины городов, что, по слухам, древнее самой Империи, а среди них один из пяти Великих Храмов. Жители Серпа верят: пока дом Судьи потерян, не видать в царстве смертных справедливости и правосудия.

Пыль и песок. Пыль толстым слоем облепила его балахон, песок засыпа́́л ботинки, скрипел на зубах. Болели пересохшие губы. Сейн в очередной раз проклял свое нетерпение. Стоило сначала разузнать о тех, кого он ищет, у кочевых племен, которые привозят товары схеотов к Нижнему Серпу, или хотя бы найти проводника, прежде чем самому отправляться в такую даль. Он-то считал, что заблудиться здесь невозможно; всего одна река, всего одно направление. Однако недооценил размеры Языка и теперь боялся пропустить какой-нибудь важный оазис или хотя бы обрывок спасительной тени.

Он пытался идти по ночам, но в свете звезд под ноги на охоту выбирается всякая дрянь, а наступить на хрустального скорпиона Сейну хотелось бы меньше всего. Днем даже легкий тарбуш, обвязанный несколькими слоями ткани, слабо спасал голову от прямых лучей. Ясно представлялось, как Светило выпаривает мозг, высушивает изнутри череп добела, а пустые глазницы засыпают пыль и песок…

Место бойни он нашел случайно. Шагал, не поднимая глаз, и вдруг носок его сапога пнул подсохшую бурую корку на песке. Кровь. Ее пролилось столько, что небольшой клочок пустыни среди камней не смог ее впитать. Пестрые одежды торговцев, отрубленные мужские головы, вскрытые животы ездовых варанов – все это уже облепили жирные серые мухи. Сейн постоял немного, глядя на реку и борясь с приступом тошноты. Не сразу заставил себя пойти осмотреть тела.

Серебряные монеты в бархатных кошелях оказались не тронутыми, как и тяжелые золотые перстни, широкие пояса с крупными драгоценными камнями, шелковые платки и обувь из тонкой дорогой кожи. Сюда приходили убивать, не грабить. А вот чистую воду и съестное, если оно и было, все же найти не удалось. Бросать такие припасы в засушливой долине – все равно что плевать судьбе в лицо, ни один схеот в здравом уме на такое не пойдет.

Тишина в пустыне тоже мертвая, придушенная жаром и растворенная в раскаленном мареве. Сейн вздрогнул, когда услышал в этой тишине слабый стон. Один из схеотов был все еще жив. Бледность проступала даже через его медный загар, на висках поблескивал бисер пота. Дорожный халат потемнел от крови. Сейн осторожно убрал легкую ткань, чтобы получше рассмотреть рану на животе, и выругался.

Кто был этот человек, которого нападавшие так ненавидели? Настолько, что не подарили ему быструю смерть, специально оставили под зноем Светила. Сейн оглянулся, будто наивно полагая, что безмолвные пески поделятся своими секретами с чужаком. Разум напомнил о ноже в кармане – милосердии, которое всегда с собой, – и о том, что нужно двигаться дальше. Но сердце не давало покоя за ребрами, сотрясая грудную клетку.

Сейн ущипнул себя за щеку, борясь с дурацким порывом остаться. Кто он такой, чтобы вмешиваться в судьбу приговоренного?.. Мерзкое слово задребезжало в черепе, звякнуло монеткой, брошенной в пустое ведро. Напомнило, о чем он поклялся никогда не забывать. «Судьба». Ее Сейн ненавидел куда больше собственной глупости.

Вода Змеиного Языка портит кровь, не всякий рискнет пить ее, даже хорошенько прокипятив, и, чтобы промыть рану, Сейну пришлось тратить драгоценные запасы из собственной фляги. Затем он достал пару пучков сушеных водорослей и долго жевал, морщась от горечи. Дважды желудок скручивало спазмом и едкая жижа подступала к горлу, но Сейн терпел. Полученной кашицей он плотно залепил рану на животе схеота. Тот не шелохнулся. Лишь по едва заметному подрагиванию его прикрытых век было ясно, что он все еще жив.

Попоны, которыми покрывали ездовых варанов, сгодились для носилок. Сейну потребовалось время, чтобы надежно приладить их к древкам пик, брошенных здесь же. Куда сложнее оказалось ворочать тяжелого схеота. Сейн постоял немного, поудобнее перехватывая пики под мышками, и потащил.

Это оказалось не так сподручно, как он себе представлял, ткань больше загребала песок, чем скользила по нему. Совсем скоро навалилась усталость, голова кружилась от жары. Алхимик упрямо шел, поражаясь своему безрассудству: ясно же, что рана слишком глубока, человеку в носилках не дожить до следующего утра.