Затем его светлость выразил желание взглянуть на остальных комедиантов. Все они вышли гуськом. С каждым из них князь поговорил в отдельности. Ганс Шпис и Мюллер, отличавшиеся миловидностью, удостоились разговора с княгиней. Ганс Шпис бойко ответил на все вопросы. Но маленькому Мюллеру не посчастливилось. Когда он рявкнул баском: «Покорно благодарю, ваша светлость!» — дамы взглянули на него с неприятным изумлением. «Откуда только берется этакий зычный голос у этого мальчика, похожего на девочку?» — подумали они. Мюллер отошел от них совсем сконфуженный.
Затем подошел Люцифер со своими чертенятами. На этот раз маленький принц так осмелел, что каждому из них протянул свою ручку.
Князь кивнул ректору и что-то тихо сказал ему. Ганс Шпис, стоявший поблизости, навострил уши. Ему послышались слова: «сосисок и пива», о чем он тотчас же сообщил своим товарищам.
В заключение князь обратился к магистру и к стоявшему рядом с ним Фрицу Гедериху.
— В самом ближайшем будущем наш любезный магистр и его молодой друг получат от нас доказательство нашей особенной к ним милости.
В ушах магистра эти слова прозвучали, как райская музыка. Он отвесил низкий-пренизкий поклон. После этого высокие гости удалились, провожаемые шарканьем многих сотен подошв.
Магистр хотел было наказать некоторых юных лицедеев за упущения в игре, но теперь, под впечатлением монаршей милости, — только хвалил да похваливал своих лицеистов.
Фриц Гедерих снял с себя свой театральный костюм и собрался идти домой. Но бургомистр и ректор, успевшие проводить августейших особ до выхода, пригласили бакалавра пойти с ними в харчевню «Золотого Гуся»; они решили закончить знаменательный день маленькой пирушкой. Но Фриц вежливо поблагодарил их и отказался. Он знал, что господин Томазиус сидит около своей красной тинктуры и давно уже ждет его возвращения. Бакалавр распрощался и направился в Львиную аптеку, а бургомистр, ректор и магистр поспешили в харчевню, чтобы там за стаканом вина поболтать о событиях сегодняшнего дня.
В это время в театральный зал явились плотники и снесли подмостки. Бравые городские солдаты водворили на место весь старый хлам, и ратушная зала приняла свой обычный вид. Затем погасли огни, и крысы под покровом темноты вышли на разведку. Как они обрадовались, когда увидели, что все опять по-старому! Разведчики тотчас же бросились в подземные жилища и в мгновение ока оповестили своих сограждан о радостном событии. Все крысы высыпали в зал и с громким писком заплясали от восторга.
Глава X
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С МАГИСТРОМ В ЛЕСУ
— Слава Богу, что пришел конец вашим игрищам! — воскликнул аптекарь, встречая бакалавра в лаборатории. — За последние дни я ужасно боялся, что вы не досмотрите за тинктурой. Посмотрите только, как она сверкает! На этот раз опыт
Фриц Гедерих сообщил ему, что магистр отправился в харчевню.
— Надеюсь, — заметил Томазиус, — что теперь он образумился и пришел в себя, а то ведь за последние недели с ним невозможно было разговаривать. Мне кажется, Фриц, занятия поэзией можно сравнить с падучей болезнью. Незадолго до припадка человек дуреет, затем вдруг падает и бьется в судорогах. Если схватки проходят благополучно, то больной очень быстро оправляется и снова овладевает своими умственными способностями. Жаль только, что припадки
Фриц Гедерих с легким сердцем исполнил просьбу старика, — он не чувствовал склонности к поэзии.
— Теперь я оставлю вас одного, — заявил аптекарь, — а завтра я буду целый день в отъезде, — мне нужно побывать в Аммерштадте. Но к вечеру я вернусь. Постараюсь заодно подыскать вам место в этом городе. Впрочем, вплоть до окончания нашего опыта я не отпущу вас от себя. Спокойной ночи!
На другой день в семь часов утра Томазиус отправился в Аммерштадт. В тот же час вышел из города и магистр. Вооруженный бамбуковой тростью, с маленьким томиком поэта Горация, походной фляжкой с вином и холодной закуской в кармане, он отправился в окрестные горы, покрытые густым лесом.
Успех вчерашнего спектакля, милостивое внимание князя и окутанное розовым туманом будущее — все это вскружило голову магистру Иерониму Ксиландеру. Стены его «музейного» обиталища показались ему слишком узкими, и он, подражая римским поэтам Вергилию и Горацию, решил совершить поэтическую прогулку по окрестностям. Как человек осторожный, он предварительно осведомился о безопасности горных лесов и отправился в экспедицию лишь после того, как узнал из вполне достоверных источников, что в горах нет ни разбойников, ни диких зверей, исключая белок.
Вообще же магистр не был склонен к странствиям. Правда, в солнечные дни он совершал иногда небольшие прогулки: выходил из одних городских ворот и затем возвращался через другие, но бродить по лесам и по горам он не привык.