Алхимики

Даже в детстве он никогда не участвовал в веселых экспедициях своих проказливых товарищей. В то время, как они странствовали по горам и лесам, опустошали птичьи гнезда и крали сливы в чужих садах, маленький Иероним Гольцман помогал своей матери по хозяйству. А зимой, когда все прочие мальчуганы играли в снежки, он сидел у печки, слушая рассказы видавших виды людей или читая какую-нибудь поучительную и занимательную книгу, например «Волшебный замок в пещере Кса-Кса» или «Приключения герцога Эрнста Швабского». Его школьные товарищи всячески над ним издевались, но он не обращал внимания на их насмешки. Никогда не приходил он домой с подбитым глазом или с расквашенной губой и в рваных штанишках. За все эти добродетели — чистенький, благонравный Иероним был любимцем своей матери.

Позднее, в годы студенчества, он был не прочь полюбоваться горами и лесами, но только издали, из города. Итак, сегодняшняя прогулка по пустынным местам была первой в его жизни. Он с любопытством и не без страха оглядывался по сторонам. Точно таким же образом ведет себя деревенский парень, впервые попавший в город.

Магистр шел не торопясь. Внезапно лес начал редеть, и между деревьями блеснула вода.

«Это, наверное, озеро, — предположил магистр, — но почему же оно не голубое, как описывают поэты, а серо-зеленое? Следует рассмотреть его поближе!»

Вдруг он слегка вскрикнул и отпрянул назад. Чуть ли не из-под самых его ног выскочили какие-то маленькие существа и — квак! квак! — прыгнули в воду.

В первый момент магистр решил, что это нимфы или эльфы, но затем он улыбнулся, устыдившись своего испуга, и вспомнил известную историю о крестьянах, которых разгневанная Латона превратила в лягушек.

Он осторожно подошел поближе и заметил зеленую голову, торчащую из воды. Автор комедии «Брак в Кане Галилейской» замахнулся палкой — он хотел было ударить по лягушке. Но зеленое существо успело уже исчезнуть, и в магистра только полетели брызги. Он еще несколько раз ударил по воде, и все с тем же успехом. Уж очень ему хотелось поближе рассмотреть этих крестьян, превращенных в амфибий! Увлекшись охотой, он нечаянно ступил в холодную воду, вскрикнул и отскочил в сторону.

— Однако, это могло худо кончиться, — пробормотал он, усевшись на траву и снимая башмак. — Осторожность, Иеронимус, прежде всего — осторожность!

Оправившись от испуга, магистр пошел дальше. Лягушки, которые то и дело попадались на пути, очень его забавляли.

— Sub aqua maledicere tentant, — воскликнул он. — Жаль, что я не захватил с собой Овидия Назона, — тогда смог бы прочесть весь этот отрывок. Какое это доставило бы мне удовольствие!

Тут он вспомнил о Горации и вытащил книжку из кармана. Почувствовав некоторую усталость, он выбрал местечко поудобнее, бережно расстелил носовой платок на мху и уселся.

«Integer vitae scelerisque purus» и т. д. — начал он читать оду, в которой Гораций воспевает свою возлюбленную и описывает прогулку по сабинскому лесу, где он повстречался с волком, которого обратил в бегство. Это произведение поэт заканчивает сентенцией: с мужем доблестным не может случиться никакого несчастья во время странствий.

Магистр пришел к выводу, что эта ода очень подходит к теперешнему его положению, и решил теперь же приступить к сочинению стихов в честь своей возлюбленной — Эльзы Томазиус…

Он захлопнул книжку Горация и двинулся дальше. По дороге он начал слагать стихи, — этому занятию, увы, очень мешали древесные корни. Поэт то и дело спотыкался. Тогда он решил отложить поэзию до более спокойного часа.

— А лес-то — вещь хорошая, — пробормотал он про себя, — но, к сожалению, слишком мало разнообразия: внизу мох, посередине — деревья, наверху — небо; повсюду одно и то же.

Он приостановился и сорвал еловую ветку.

— Вот, например, эти иглы, они все — одна, как другая! Скучно!

«Пи-ип», — чирикнула птичка. Магистр оглянулся: совсем близко от него сидела на ветке крохотная птичка с золотистыми перьями на головке. Об этой птице магистру приходилось уже слышать, конечно! Его покойная мать часто рассказывала ему сказку о чудесной птичке в золотой короне, которая кладет золотые яички. Пташка, по-видимому, нисколько его не боялась. Она спокойно смотрела на магистра большими глазами. В Иерониме Ксиландере опять проснулся инстинкт охотника, — он изо всех сил размахнулся, но златоголовая птичка перелетела на соседнюю ветку и насмешливо зачирикала. Магистр Ксиландер был возмущен: этакое нахальство со стороны птицы! Ее поведение превосходило бесстыдство ворона Якова! Он повернулся к ней спиной и быстро зашагал вглубь леса.

Отойдя несколько шагов, он успокоился и прочел самому себе целую лекцию по поводу своей боязливости.

— Будь мужчиной! — громко воскликнул он. — Да, да, будь мужчиной! Ты ведь совершенное дитя, Иероним, — продолжал магистр, — в конце концов, ты пугаешься самого себя. Однако, — вспомнил он, — я до сих пор еще не завтракал.