Алхимики

— Не обидел ли вас мой отец? — спросила Эльза. — Он человек горячий, но, в сущности — очень добрый. Или у вас вышло что-нибудь с магистром?

— Ах, этот магистр!

— Что у вас с магистром, Фриц? Из-за чего вы поссорились?

— О, нет, магистр — мой друг, — сказал Фриц сквозь зубы. — Вы знаете, что он мне сказал? Он хочет, чтобы я был его шафером на вашей свадьбе.

Это был последний козырь в его руках! Он думал, что теперь разоблачил коварную Эльзу, и она виновато опустит перед ним свою белокурую головку. Но случилось совсем не то, что он ожидал. Эльза вдруг горько зарыдала.

Бакалавр не на шутку испугался.

— Ради Бога, перестаньте плакать! Я глупо сделал, что заговорил о вашей тайне. Но клянусь вам: я никому не скажу ни слова об этом. К тому же, я почти не встречаюсь с людьми и скоро уеду отсюда навсегда. Можете на меня положиться, — я ничего не слышал, ничего не знаю… Успокойтесь только, юнгфер Эльза!

Но девушка зарыдала еще сильнее.

— Зачем вы насмехаетесь надо мною, Фриц? — сказала она, всхлипывая. — Что я вам сделала?

Бакалавр совсем растерялся. Он пришел сюда обвинять… А вышло совсем наоборот. Теперь он стоит перед ней, как бедный грешник, и не знает, что сказать. Ему непонятно ее поведение. Эльза повернулась и пошла к дому.

«Нет, она не должна уйти от меня в гневе», — подумал Фриц и поспешил за ней. Он нагнал ее в сенях и начал говорить:

— Эльза, кто знает, удастся ли мне поговорить с вами перед отъездом? Так расстанемся же друзьями! Если я обидел вас, прошу прощения. Я был безумцем, когда вообразил на мгновение, что вы смотрите на меня не только как на помощника вашего отца… Когда мы сидели под бузиной, — тут голос его дрогнул, — и я видел вас во всем блеске вашей красоты, и ветер играл вашими золотистыми волосами, вы сказали мне, что не презираете меня за прошлое, — тогда мне пришла в голову одна мысль… Ах, Эльза, зачем только вы слушали меня с таким участием, зачем вы были так добры ко мне? Тогда — на мгновение — я потерял голову… Но теперь я знаю, что вы отдали ваше сердце другому, и это заставляет меня уехать. Я не могу на вас сердиться… напротив, желаю вам счастья, и надеюсь, что когда-нибудь вы простите меня. Это мое единственное желание, Эльза… А когда я буду умирать — может быть, где-нибудь под забором, в канаве, моя последняя мысль будет о вас, я вспомню тогда, как мы сидели вдвоем под бузиной…

У него голос пресекся от волнения.

А душа Эльзы ликовала, словно яркая звезда осветила непроглядную ночь! «Ах, вот почему он такой!» — подумала она. Ей захотелось обнять весь мир, — но это, увы, было невозможно! Поэтому она бросилась на грудь тому, кто стоял перед ней, и плакала, и смеялась, и лепетала что-то, словно малое дитя.

Фриц Гедерих тяжело дышал. Что это? Как это случилось? Господи! Он держит Эльзу в своих объятиях! Может быть, это только сон, и он сейчас проснется! Нет — это действительность! — Он слышал, как билось ее сердце, и чувствовал ее теплое дыхание.

— Эльза, Эльза, ты любишь меня?

Эльза продолжала смеяться и плакать, а он сцеловывал слезы с ее век, целовал ее в лоб и в губы, и гладил ее белокурые волосы.

А в дверях стояла старая Ганна и вытирала концом передника то правый глаз, то левый. Наконец, источник ее слез иссяк, и она решила вмешаться:

— Вот это славно! Эльза, господин бакалавр, утешились теперь?

Фриц и Эльза тотчас же отскочили друг от друга. Эльза густо покраснела и опустила голову. Фриц на несколько мгновений лишился дара речи. Старая Ганна с тайным наслаждением взирала на растерявшихся юных грешников. Наконец-то наступил подходящий момент для произнесения давно уже приготовленной речи!

— Ах, дети, дети, — начала она, — что это с вами приключилось? Что скажет отец, что скажет магистр?

Оба эти вопроса отрезвляюще подействовали на молодых людей. Эльза спрятала лицо на груди возлюбленного, словно ища у него защиты.

— Юнгфер Ганна Шторхшнабелин! — начал Фриц. — Я знаю, что вы любите Эльзу, как мать свое дитя…

— Видит Бог, это так, — подтвердила старушка и опять утерла передником набежавшие слезы.

— Вы видите, Эльза любит меня, и я люблю ее. Будет очень жестоко и несправедливо с вашей стороны, если вы станете мешать нам и предадите нас. Нет, я уверен, что вы этого не сделаете: вы не Иуда-предатель.

Ганна опять отерла слезы передником.

— Ганна, — прошептала Эльза, — добрая, дорогая Ганна, я не могу иначе, Фриц мне дороже жизни.

Ганна всхлипнула.

— Я лучше брошусь в Аммер — нарочно выберу место поглубже! А за магистра не выйду ни за что!

В груди старой Ганны билось доброе сердце: оно не могло не смягчиться.

Когда она начала говорить, ее прервали. Теперь она продолжала свою речь, причем красноречиво изобразила легкомыслие молодых людей. Затем, после умышленно сделанной паузы, старая Ганна обратилась к ним со словами примирения:

— Так-то так, но все же это скверная история: впрочем, если дело зашло так далеко — я ведь раньше догадывалась об этом — следует все обдумать и обсудить. Вы же, дети мои, не беспокойтесь! С Божьей помощью и при содействии юнгфер Иоганны Шторхшнабелин — все сойдет, как нельзя лучше.