Читаем АЛЛЕГРО VIDEO. Субъективная история кино полностью

— Пожалуй, да. Когда я пишу сценарий, я нахожу у себя много общего с авторами детективов: нужно найти сюжет, нащупать детали, развязку. Очень похоже. При этом мне было бы очень сложно поставить фильм о французской писательнице. Требовалась определенная дистанция. С Шарлоттой у меня полное взаимопонимание, она в каком-то смысле мой двойник. Больше скажу — в определенной степени в этом фильме можно усмотреть мой автопортрет. Шарлотта достаточно быстро поняла, чего я хотел. Она меня уже знала по предыдущему фильму «Под песком», который пользовался большим успехом во Франции, — так мы стали хорошими друзьями. А это важно — не надо долго и нудно что-то объяснять. Ей понравилась роль. Любопытно, что хоть она и англичанка, но живёт во Франции уже лет двадцать. У нее английские корни, и для этой роли понадобилась ее фамильная генетика — она вспомнила свое детство, свою старую тетю, типичную английскую старую деву, очень суровую. По-моему, ей было приятно играть эту роль.

— Не вносит ли ее женский образ элементы определенной интеллектуальной сухости?..

— Я не уверен, что героиня такая уж умная. Меня интересует не ум, а скорее, вдохновение, процесс творчества. Как она разбирается с реальностью и фантазией, в чем находит вдохновение, как в ее сознании зарождается рассказ. А это не вопрос ума, а скорее, вопрос чуткости. Если вы человек открытый, если вы не боитесь жизни, близости с людьми, слышите и видите всё вокруг себя, вы можете найти вдохновение. Вот это я и хотел показать. В начале фильма Сара Мортон очень замкнута, но затем она постепенно раскрывается, и ищет — почти по-вампирски — свежую кровь в молоденькой девушке Жюли.

— Людивин и Шарлотта — как достигалась гармония этого актерского дуэта?

— Им было приятно работать вместе. И на сей раз было проще, чем с фильмом «8 женщин», ведь у меня здесь только две женщины. Шарлотта — очень щедрый человек, она не пытается соревноваться с молодыми актрисами и с Людивин она держалась, как мать. Поскольку Людивин не англичанка, Шарлотта помогала ей говорить по-английски, часто репетировала с ней диалоги. Этот удивительный дуэт мне, кроме всего прочего, был нужен для того, чтобы представить две стихии — молодость и зрелость. Мне нравилось противопоставление двух тел — зрелого и юного. Можно вообразить, что более пожилая женщина, наверное, завидует молодой, которая более привлекательна. Но по ходу фильма понимаешь, что мужчину больше интересует пожилая женщина, чем девушка. Так что вопрос не в возрасте, а в чувственности, точнее, силе чувства. У Шарлотты это прекрасно получается. Не скажу вам, сколько ей лет, но больше пятидесяти, но она всегда так привлекательна, так красива и в конце фильма это видно, когда она полностью раздевается. Она себя ведет, совсем как девушка.

— Кстати, это «ню» не было проблемой для Шарлотты?

— Нет, не было ничего сложного в том, чтобы попросить ее раздеться. Она понимала, что такова логика фильма. Думаю, она с гордостью продемонстрировала свое тело. Она знает, что во Франции она едва ли не единственная актриса, которая может себе позволить сняться в такой сцене.

— Верна ли моя догадка о том, что фильм «5×2», в котором история героев рассказывается от финала к началу, отчасти выражает сокровенную мечту каждого человека о том, чтобы жизнь развернулась вспять?

— Да, верно, я думаю, что все мы — в душе супермены и мечтаем обогнуть земной шар в обратном направлении со скоростью, большей, чем скорость света. Хотим, чтобы жизнь вдруг повернулась вспять. И мне хотелось дать каждому зрителю возможность оглянуться назад и задать себе вопрос: почему сначала с ней у меня всё было хорошо, а потом вдруг всё рассыпалось? Кто здесь виноват: я или она? Этим фильмом я даю возможность зрителю задуматься над его собственной историей любви.

— А как бы выглядел фильм, — условно говоря «5×2 — II», в котором все события рассказывались бы в обычной последовательности, и возможен ли такой фильм в принципе?

— Невозможен. Это был бы обыкновенный фильм, в котором было бы меньше драматизма. Мне интересно снимать фильм о трудных моментах в жизни человека, меня не привлекает идея снимать поезд, приходящий точно по расписанию, мне интересно запечатлеть момент, когда этот поезд сходит с рельсов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Звезда лекций

Литература – реальность – литература
Литература – реальность – литература

В этой книге Д.С. Лихачев совершает «филологические прогулки» по известным произведениям литературы, останавливаясь на отдельных деталях, образах, мотивах. В чем сходство императора Николая I с гоголевским Маниловым? Почему Достоевский в романах и повестях всегда так точно указывал петербургские адреса своих героев и так четко определял «историю времени»? Как проявляются традиции древнерусской литературы в романе-эпопее Толстого «Война и мир»? Каковы переклички «Поэмы без героя» Ахматовой со строками Блока и Гоголя? В каком стихотворении Блок использовал принцип симметрии, чтобы усилить тему жизни и смерти? И подобных интригующих вопросов в книге рассматривается немало, оттого после ее прочтения так хочется лично продолжить исследования автора.

Дмитрий Сергеевич Лихачев

Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Тайная история комиксов. Герои. Авторы. Скандалы
Тайная история комиксов. Герои. Авторы. Скандалы

Эта книга не даст ответа на вопросы вроде «Сколько весит Зеленый Фонарь?», «Опасно ли целоваться с Суперменом?» и «Из чего сделана подкладка шлема Магнето?». Она не является ПОЛНОЙ И ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ ИСТОРИЕЙ АМЕРИКАНСКИХ КОМИКСОВ, КОТОРУЮ МОЖНО ПРОЧИТАТЬ ВМЕСТО ВСЕХ ЭТИХ КОМИКСОВ И ПОРАЖАТЬ СВОИМИ ПОЗНАНИЯМИ ОКРУЖАЮЩИХ.В старых комиксах о Супермене читателям частенько показывали его Крепость Уединения, в которой хранилось множество курьезных вещей, которые непременно были снабжены табличкой с подписью, объяснявшей, что же это, собственно, за вещь. Книжка «Тайная история комиксов» – это сборник таких табличек. Ты волен их прочитать, а уж как пользоваться всеми эти диковинками и чудесами – решать тебе.

Алексей В. Волков , Алексей Владимирович Волков , Кирилл Сергеевич Кутузов

Развлечения / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель

Просмотр сериалов – на первый взгляд несерьезное времяпрепровождение, ставшее, по сути, частью жизни современного человека.«Высокое» и «низкое» в искусстве всегда соседствуют друг с другом. Так и современный сериал – ему предшествует великое авторское кино, несущее в себе традиции классической живописи, литературы, театра и музыки. «Твин Пикс» и «Игра престолов», «Во все тяжкие» и «Карточный домик», «Клан Сопрано» и «Лиллехаммер» – по мнению профессора Евгения Жаринова, эти и многие другие работы действительно стоят того, что потратить на них свой досуг. Об истоках современного сериала и многом другом читайте в книге, написанной легендарным преподавателем на основе собственного курса лекций!Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Искусствоведение / Культурология / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» – сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора – вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Зотов , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение / Научно-популярная литература / Образование и наука
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение