«Я ненавижу процесс съемки…»
«Святая кольцевая»
— Когда вы снимали этот фильм, у вас возникали какие-то противоречия между тем, что вы слышите, и тем, что вы видите?
— Понимаете, все мои персонажи — реальные люди, в моем фильме нет никаких актеров, нет мизансцен, актерской игры. И я трачу много времени на то, чтобы разобраться в историях моих персонажей и понять, о чем я хочу рассказать. Иногда я провожу вместе с персонажем целых три года. С человеком, который выращивал пальмы, было так… я много-много раз приходил к нему в гости, но никогда его не снимал, потому что не мог понять, как драматургически выстроить его историю, в чем там, собственно, сюжет. И вдруг он мне звонит и говорит: «Катастрофа! О, Господи! Все мои пальмы сохнут! Пришли долгоносики, прилетели инопланетяне и погубили мои пальмы!» Он специалист по пальмам, он экспортирует пальмы, он обожает пальмы. Он говорит, что пальма подобна человеческой душе, у него такие мистические представления… И конечно, это происшествие его подкосило, и когда я с ним увиделся, он весь зачах, походил на мертвеца. И вот тогда я провел с ним день и стал его снимать, солнце опускалось все ниже, и я понимал: «Я должен снять это сегодня, вот в чем сюжет, вот она — история, рядом». Надо сказать, что я ненавижу процесс съемки, когда надо брать в руки камеру, снимать, вторгаться в жизнь людей… конечно, это парадоксально звучит, поскольку я по профессии документалист, но для меня съемка — это болезненный момент… Но в тот момент я понял: снимать надо сейчас. И я привез ему хорошее звукозаписывающее оборудование, поместил микрофон внутрь пальмы, и я послушал этот звук — ну, это была просто Вселенная, я никогда не слышал такого могучего звука. Я дал моему герою наушники, и начал с крупного плана его лица, и попросил его рассказать, что он слышит. И я отошел подальше, а он произнес просто невероятный монолог, это была такая декламация, о том, как ему больно, о том, что он потерпел поражение. И я понял, что это тема всего фильма, а не просто этого отдельного эпизода. Это ощущение, что человек потерпел поражение, этот страх перед напастью, которая пришла из космоса, перед тем, над чем ты не имеешь власти… Я потратил на съемки двадцать минут, и этот эпизод стал сердцевиной фильма. Но до этого я целых три года работал над фильмом.
— Это еще и судьба, верно?
— Да, против судьбы не попрешь.
— Странно слышать от кинорежиссера, что больше всего он ненавидит процесс съемки.
— Ненавижу. Но писать сценарии я тоже ненавижу. Сценарист из меня так и не получился. Я больше люблю слушать истории. Я могу проводить часы, дни, месяцы, иногда годы, просто слушая истории и пытаясь понять моих персонажей. И когда я понимаю, что настал момент для съемки, в этот момент я запечатлеваю всю биографию моего персонажа, целиком. Это синтез, это очень много моментов биографии в конденсированной форме, сконцентрированные в одном мгновении, и вот тогда-то я начинаю снимать.
— Я никогда не понимал, что значит писать сценарий документаль…
— (
— Мы тоже с ним хорошо знакомы, и уже не в первый раз встречаем по работе его учеников. Хорошо. Вы всегда не просто снимаете кино, но и открываете для себя что-то. Какие открытия вы сделали… может быть, в чисто человеческом плане, ведь ваш фильм «Святая кольцевая» — не только художественный опыт, но и жизненный.
— Да, для меня работа над документальными фильмами именно такова, это жизненный опыт. Идешь навстречу приключениям, отправляешься в неизвестность и не знаешь, чем все закончится. И весь этот период, пока я работаю над фильмом, — это как полет, приключения обрушиваются на меня. И это нравится мне больше всего — процесс постижения, процесс упорядочивания этих приключений.
— А когда вы предлагаете каким-то героям сняться в вашем фильме…
— (
— Вы свидетель?