Читаем АЛЛЕГРО VIDEO. Субъективная история кино полностью

Обыкновенные истории

— Если бы вам представилась возможность заново начать карьеру, вы бы что-нибудь изменили в своей жизни?

— Я никогда заранее ничего не планировал, не выстраивал свою карьеру. Мне просто повезло, что, когда я начинал, я встретил хороших людей — писателей, продюсеров. Всем, чего я достиг, я обязан этим отношениям с людьми на раннем этапе своей карьеры. Все они были продуктом своего времени, определенного места, определенных обстоятельств. Вся эта совокупность обстоятельств порождает фильм. Было бы идеализмом думать, что всё это можно изменить. Любой фильм порождён тем или иным временем.

— Будучи убежденным реалистом, не просто ли скатиться в пессимизм?

— Пессимистом можно стать, если считать, что ничего нельзя изменить. А ведь многое изменилось. Два крупных консервативных политических течения, против которых выступали и я, и писатели, с которыми я работал, провалились. Левая традиция, к которой я себя причисляю, вышла из оппозиции сталинизму. Это две победы. Их считают победами правых, но на самом деле это и победа для левых сил. Теперь вопрос в том, кто руководит левым движением? Это впервые стало серьезным вопросом. До настоящего момента было руководство социал-демократов. Блэр стал правым, и социал-демократического руководства больше нет. Так что всё изменилось.

— Ваши герои живут в свободном мире?

— Мы употребляем эти замечательные слова «свобода», «прогресс», «эффективность», «гибкость», «модернизация». Но в том контексте, в котором мы их обычно слышим, они служат тому, чтобы увеличивать прибыль. А это означает эксплуатацию дешёвой рабочей силы, нищету для многих людей. Думаю, пора пересмотреть такой словарь. А значит, и психологию. Фильм «Это свободный мир…» как раз это и делает. Свобода — это свобода эксплуатации. В свободном мире можно делать, что угодно. Если я могу вас запугивать, я буду вас запугивать, если могу ограбить, ограблю. Это свободный мир. Восточноевропейский мир познал другой, нелучший, ее вариант — свободу коллективного труда, свободу, которую получаешь, когда присоединяешься к другим, а не конкурируешь с другими. Что лучше?

— Как вы считаете, ваши персонажи и ваши зрители — одни и те же люди?

— Это не только мои герои, их придумали мои друзья, писатели — Джим Алан, Пол Лаверти — да, они вполне могут сидеть в зрительном зале. Это, как правило, простые обыкновенные люди, выполняющие обыкновенную работу, но обладающие выносливостью, оптимизмом, внутренним задором.

— Какой фильм, с вашей точки зрения, был наиболее благоприятно принят этим самым зрителем?

— Их немало. «Сладостные шестнадцать лет» был хорошо принят зрителем. Позже — «Меня зовут Джо». Несколько лет назад мы сделали фильм «Земля и свобода» об испанской гражданской войне, который хорошо прошел на Западе. Интересно другое — когда мы показали фильм в Чехословакии, фильм всем разонравился, как только зазвучал «Интернационал». Думаю, вы поймете, почему. Я себе объяснял, что в Чехии зрители были враждебно настроены против старой коммунистической партии и не смогли справиться с этим чувством, когда услышали песню. Это очень грустно. Мне кажется, должно пройти какое-то время, когда они поймут, что мы хотели сказать.

— А скажем, ваш фильм «Меня зовут Джо» поймут все без исключения?

— О да, конечно, он касается всех и каждого. Как, наверное, каждый мой фильм. Скажем, в фильме «Град камней» у главного героя и его семьи нет ничего — ни работы, ни денег. Он не слишком умен, но наделен чувством собственного достоинства. Оно находит свое выражение в его способности или неспособности купить платье для первого причастия дочки. Если он сможет его купить, он себя станет уважать, если не сможет — перестанет. Так что фильм о его борьбе за его собственное достоинство, а это проблема вневременная.

— Вы поставили так много фильмов о рабочих, об обыкновенных людях, о том, как они ищут свое место. А как режиссер, вы ощущаете некоторое одиночество или локоть другого режиссера?

— Да нет, не особенно. Я ведь работаю не один. Моя группа мне очень помогает, мы разделяем с ними одни взгляды.

— В нашей стране частенько авторов, которые делают слишком критические в отношении страны фильмы, называют «плохими патриотами». Вы тоже «плохой патриот»?

Перейти на страницу:

Все книги серии Звезда лекций

Литература – реальность – литература
Литература – реальность – литература

В этой книге Д.С. Лихачев совершает «филологические прогулки» по известным произведениям литературы, останавливаясь на отдельных деталях, образах, мотивах. В чем сходство императора Николая I с гоголевским Маниловым? Почему Достоевский в романах и повестях всегда так точно указывал петербургские адреса своих героев и так четко определял «историю времени»? Как проявляются традиции древнерусской литературы в романе-эпопее Толстого «Война и мир»? Каковы переклички «Поэмы без героя» Ахматовой со строками Блока и Гоголя? В каком стихотворении Блок использовал принцип симметрии, чтобы усилить тему жизни и смерти? И подобных интригующих вопросов в книге рассматривается немало, оттого после ее прочтения так хочется лично продолжить исследования автора.

Дмитрий Сергеевич Лихачев

Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Тайная история комиксов. Герои. Авторы. Скандалы
Тайная история комиксов. Герои. Авторы. Скандалы

Эта книга не даст ответа на вопросы вроде «Сколько весит Зеленый Фонарь?», «Опасно ли целоваться с Суперменом?» и «Из чего сделана подкладка шлема Магнето?». Она не является ПОЛНОЙ И ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ ИСТОРИЕЙ АМЕРИКАНСКИХ КОМИКСОВ, КОТОРУЮ МОЖНО ПРОЧИТАТЬ ВМЕСТО ВСЕХ ЭТИХ КОМИКСОВ И ПОРАЖАТЬ СВОИМИ ПОЗНАНИЯМИ ОКРУЖАЮЩИХ.В старых комиксах о Супермене читателям частенько показывали его Крепость Уединения, в которой хранилось множество курьезных вещей, которые непременно были снабжены табличкой с подписью, объяснявшей, что же это, собственно, за вещь. Книжка «Тайная история комиксов» – это сборник таких табличек. Ты волен их прочитать, а уж как пользоваться всеми эти диковинками и чудесами – решать тебе.

Алексей В. Волков , Алексей Владимирович Волков , Кирилл Сергеевич Кутузов

Развлечения / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель

Просмотр сериалов – на первый взгляд несерьезное времяпрепровождение, ставшее, по сути, частью жизни современного человека.«Высокое» и «низкое» в искусстве всегда соседствуют друг с другом. Так и современный сериал – ему предшествует великое авторское кино, несущее в себе традиции классической живописи, литературы, театра и музыки. «Твин Пикс» и «Игра престолов», «Во все тяжкие» и «Карточный домик», «Клан Сопрано» и «Лиллехаммер» – по мнению профессора Евгения Жаринова, эти и многие другие работы действительно стоят того, что потратить на них свой досуг. Об истоках современного сериала и многом другом читайте в книге, написанной легендарным преподавателем на основе собственного курса лекций!Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Искусствоведение / Культурология / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» – сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора – вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Зотов , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение / Научно-популярная литература / Образование и наука
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение