— Мне кажется, что он универсален практически во всех отношениях. Иначе не стоило бы его снимать. Это же не научная, не музейная реконструкция событий. В основе картины — рассказ о колонии, вытесняющей империю, и об империи, силой оружия навязывающей колонии свое господство. Империи, которая защищает свои интересы, но губит будущее всех, кто живет на ее территории. Это фильм об оккупационной армии, которая презирает местное население. И о сопротивлении несправедливости. А ведь все эти темы универсальны.
— Получается, что вы всё еще испытываете вину за то, что произошло в 20-е годы прошлого века?
— Сейчас вы задали очень нерусский вопрос. Ведь вы, журналист из России, должны бы знать о классовой борьбе и понимать, что колонии основывает правящий класс, а рабочий люд подвергается эксплуатации. Так что дело тут во взаимоотношениях между классами. Моих предков эксплуатировали те же политики, которые эксплуатировали ирландцев. То же и с ирландскими предками Пола (
— А почему в центр сюжета вы поместили двух братьев?
— Потому что гражданская война — это война между семьями. То, что герои фильма братья, — историческая правда, ведь тогда брат шел на брата. Но, кроме того, это еще и метафора раздора в обществе, в самом народе. Есть разница между пропагандистским фильмом и художественным. Наша картина, я надеюсь, получилась многоплановой, потому что реалии политической борьбы мы стремились преломить через жизненный опыт реальных людей. Мы хотели снять «Ветер, который качает вереск» так, чтобы получился рассказ о личном, пережитом. Через личный опыт, личные переживания героев проступают очертания политической борьбы.
— Когда я смотрел ваш фильм, то вспомнил слова Льва Толстого. Он любил повторять, что зло порождает лишь зло, а добро — лишь добро.
— Хотелось бы верить, что так оно и есть. Но вряд ли это правда. Например, добро может породить… эксплуатацию. Вот ведь какая штука. По-моему, толстовская формула — слишком смелое обобщение. Ее трудно обосновать, подтвердить примерами.
— Остались ли в Британии шрамы ирландской войны?
— Да, конечно. Ирландия всё еще разделена. Время проходит, раны понемножку затягиваются, но для многих людей разделение Ирландии по-прежнему болезненно. Думаю, рано или поздно этому придет конец. Шрамам нужно много времени, чтобы зарубцеваться.
— Как бы сегодня жили герои ваших прежних фильмов?
— Мальчик из фильма «Кес»… Фильм был снят 46 лет назад, почти полвека, даже трудно поверить. Мальчика в этом фильме общество причислило к категории чернорабочих. Но у него была бы работа, он был бы членом общества. Теперь такой же мальчик в возрасте 14 лет, который растет в том же городе, оказывается в городе, где работы почти нет, где, скорее всего, работы у него не будет, а если и будет, то временная. Сегодня есть наркотики, которым мальчик пятьдесят лет назад вряд ли оказался бы подвержен. Думаю, и сама община стала слабее. Один из факторов, связывающих общину вместе, — это работа, у всех есть работа, у всех есть гордость от того, что они работают. Сегодня люди этого лишены, общество более разобщено. Думаю, что сегодняшнего ребенка ждет намного более плохое будущее, чем мальчика в «Кес». «Меня зовут Джо» — это было лет 15–17 назад. Пожалуй, примерно то же самое. Рубеж — это 1979–1980 годы. С того момента у нас высокая безработица, а массовая безработица для трудящихся определяет собой всё. Мальчик вроде Джо, ставший алкоголиком… Примерно та же ситуация, что сейчас.
— Какое психологическое состояние общества вы хотели зафиксировать в фильме «Доля ангелов»?