Аллея кошмаров

– Да, я понимаю, Карлайл. В одной из проповедей вы упомянули, что только спиритуализм предоставляет своим последователям неоспоримые доказательства существования загробной жизни. Помнится, вы сказали, что заповедь «Покажи» – основное правило американского бизнеса. Должен признать, в этом вы совершенно правы. Вот я и прошу, чтобы мне показали. По-моему, вполне справедливое требование.

Лицо проповедника озарила безмятежная благостная улыбка.

– Я к вашим услугам, если это укрепит ваш интерес к нашим исследованиям.

Они продолжали курить. Гриндл не сводил глаз с Карлайла, который словно бы погрузился в медитативные размышления.

Слева от кресла Гриндла, на журнальном столике тикового дерева, когда-то принадлежавшем миссис Пибоди, стоял китайский бронзовый гонг. Молчание затягивалось. Гость явно выжидал, чтобы первым заговорил Карлайл. Внезапно гонг зазвенел – звучно, вызывающе.

Гриндл схватил его, перевернул и тщательно осмотрел, потом приподнял столик, простучал столешницу и вопросительно взглянул на Карлайла. Тот улыбнулся.

– Если хотите, заберите столик и гонг с собой, мистер Гриндл. Между прочим, этот гонг впервые зазвенел под паранормальным воздействием того, что мы именуем одической силой. Кто-то пытается с вами связаться. Однако же это весьма затруднительно, поскольку ваш врожденный скептицизм создает значительные помехи.

На лице гостя отразилось замешательство. Страх быть обманутым боролся в нем с желанием увидеть чудо и заручиться прощением девятнадцатилетней Дорис Мэй Кедл, умершей от септицемии 28 мая 1900 года. «Дорри, послушай, если мы поженимся сейчас, то все мои труды пойдут насмарку…»

Гриндл подался вперед, ткнул сигарой в воздух.

– Ваше преподобие, на моей фабрике в Джерси есть сверхчувствительные лабораторные весы, способные измерить массу волоска. Одного-единственного волоска, представляете? Они находятся под стеклянным колпаком. Сделайте так, чтобы стрелка указателя дрогнула, и я пожертвую вашей церкви десять тысяч долларов!

Карлайл покачал головой:

– Меня не интересуют деньги, мистер Гриндл. Вы, вероятно, очень богаты. Но и я богат, только иным богатством.

Он встал из-за стола, но Гриндл остался в кресле.

– Если вы желаете, чтобы я провел сеанс у вас дома или в каком-либо другом месте, я могу попробовать. Однако же позвольте вас предупредить – место не имеет значения. Главное – духовная атмосфера. – Карлайл говорил медленно и задумчиво, но последняя фраза прозвучала резко, словно он неожиданно принял решение.

– Черт возьми – ох, извините, пожалуйста, – мне все это известно. Я во всем пойду вам навстречу. Без всякого предубеждения. Непредвзято. И все те, кого я приглашу на сеанс, тоже будут судить непредвзято и без предубеждения, не то я потом с ними разберусь. Когда вы ко мне приедете?

– Первый свободный вечер у меня через три недели.

– Нет, так не пойдет. Через три недели я должен быть в Квебеке. Послушайте, мне не терпится. Я хочу убедиться немедленно. Покажите мне хотя бы кроху неопровержимых доказательств, и я поверю любым вашим словам. Войдите в мое положение. Прошу вас, приезжайте ко мне на фабрику сегодня вечером.

Стэн двинулся к двери, и Гриндл последовал за ним.

– Мистер Гриндл, я верю, что ваше желание искренне.

Они спустились по лестнице, устланной ковровой дорожкой, и на минуту задержались у парадной двери.

– Так вы приедете? Сегодня вечером?

Карлайл коротко поклонился.

– Превосходно! К шести часам я пришлю за вами машину. Вас устроит? А может, приедете чуть раньше, мы с вами отужинаем на фабрике. У нас все по-простому, мы питаемся в одной столовой с работниками. Демократично, но кормят вкусно.

– Нет, спасибо, я не ем перед сеансом. Я перекушу дома, до отъезда.

– Как скажете. Машину подадут сюда, к церкви. – Впервые за все время Гриндл улыбнулся. Улыбка вышла холодной и напряженной, но, судя по всему, он очень старался.

Стэн окинул его взглядом.

Редеющие светлые волосы. Выпуклый лоб с россыпью веснушек. На крупном лице с невыразительными чертами застыла недовольная гримаса. Глубокие складки у губ, будто он страдает хронической диспепсией или принюхивается к подозрительному запаху. Говорит раздраженно, визгливо. Язвительные, желчные замечания маскируют страх. Он боится, что его лишат денег или власти. Поддерживает хорошую физическую форму, скорее всего, с помощью гольфа и гребного тренажера. Подтяжки поддерживают разворот плеч, не позволяют сгибаться под грузом неприятностей. Кисти рук крупные, пальцы покрыты рыжеватыми волосками. Большой, раздражительный, вечно недовольный, терзаемый муками совести, исполненный гордыни и денег, обласканный вниманием манекен, набитый тысячедолларовыми купюрами.

Рука, воздетая преподобным Карлайлом в прощальном жесте, словно бы даровала невысказанное благословение – в самом лучшем смысле.

Стэн вернулся домой в два часа пополудни. Молли еще спала. Он стянул с нее прокрывало и начал щекотать бока. Она проснулась, сердясь и смеясь одновременно.

– Ой, Стэн, прекрати! Ах… Милый, у тебя хорошие новости? Что случилось?