– Не, я записи делаю только вот в этой книге, что на столе лежит. А те, что на полке, – архивные записи, с тех самых пор, как больницу построили. Не знаю, зачем их здесь держат. Ну, иногда приходят всякие из бюро судебно-медицинской экспертизы, что-то в них смотрят историческое. Вообще, скажу я тебе, работенка неплохая. Свободного времени хоть отбавляй. Ой нет, больше не буду. А то вдруг черт принесет мою начальницу. У старой карги сегодня ночное дежурство. Не приведи господь, решит, что я пришел на службу навеселе. Я на работе, считай, никогда не пью. Нет, вообще-то, она раньше трех часов ночи не заявится. Ну, наливай.
Холодные ярко-голубые глаза отыскали журнал с пометкой «1900».
– О, слыхал про Дори Эвартс? Ну про актрисочку? Она позавчера руки на себя наложила, в гостинице через дорогу. Не спасли. А сегодня вечером, часов в восемь, меня посылают в Пятый корпус, там приватное крыло. И вдруг на тебе – она. Теперь вот лежит у меня в леднике. Хочешь посмотреть?
Приятель поставил мензурку на стол. Лицо его побледнело, но он сказал:
– А то. Мертвых стриптизерш я никогда не видел. Но живьем она была хороша, скажу тебе. Сиськами заманивала.
– Пойдем, я вас познакомлю, – предложил служитель.
В коридоре вдоль стен в три ряда тянулись дверцы холодильных ящиков. Джерри прошел вперед, открыл одну и выдвинул полку. На ней лежало тело, накрытое дешевой хлопчатобумажной простыней, которую Джерри картинно откинул.
Дори Эвартс вскрыла себе вены. На оцинкованной полке словно бы лежал манекен с полуоткрытыми глазами и влажными золотистыми волосами. Комочки ваты затыкали ноздри и рот.
Вот они, груди с торчащими сосками, – Дори гордо подставляла их под янтарный свет прожектора; вот он, живот, услаждавший взоры прокуренных стариков и прыщавых юнцов; вот они, длинные ноги, замершие в последнем толчке перед уходом со сцены. Сколотый лак на обломанных ногтях; бирка с именем на большом пальце; перебинтованные запястья.
– Вот же ж ягодка… была. – Джерри накрыл тело простыней, задвинул полку и захлопнул дверцу.
Они вернулись в приемную, и гость торопливо выпил две порции бормотухи.
Дори нашла конец переулка. От чего она пыталась убежать? Что вынудило ее перерезать вены? Приближение кошмара? Какая сила в этой голове, под карамельным золотом волос, подтолкнула ее к этому?
От алкогольного тепла в сырой духоте приемной все плыло. Джерри продолжал бубнить:
– …Выпадет смена – смех, да и только. Однажды, прошлой зимой, случился такой наплыв, просто ужас. Старики мерли как мухи. Телефон не умолкал. Каждые пять минут звонок: «Джерри, ступай наверх, тут еще один». Вот как на духу, всю ночь ни секунды покою не было. В общем, я все ледники в нижнем ряду заполнил, а потом и в среднем ряду места не осталось. А грузить верхний ряд – та еще работенка. Мертвяков по двум лестницам надо втаскивать, тут без двух помощников не обойтись. Так я что придумал – стал грузить их по двое. Часа в четыре утра заявилась старая карга, спрашивает, в каком леднике лежит такая-то дамочка. Ну, я сверился с учетными записями и ей сказал. А потом она спрашивает еще про какого-то типа. Я смотрю в книгу, гляжу, а они оба в одной холодильной камере. Ну да какая разница покойникам? А она как заорет! Ох, слышал бы ты.
О господи, неужели он никогда не заткнется? Скорее бы он ушел, хоть на минуточку. Минуты вполне хватит. Вон он, гроссбух с надписью «1900», у Джерри над головой.
– В общем, она долго разорялась. Вот не поверишь, так и сказала: «Джерри, нельзя, чтобы мужчина с женщиной лежали в одной холодильной камере. Это просто неприлично». Представляешь? Неприлично ей! Ну а я ей и говорю: «Мисс Лири, по-вашему, я должен поощрять гомосексуальные отношения между покойниками?»
Джерри откинулся на спинку стула, захлопал по ляжке. Посетитель хохотал до слез, снимая нервное напряжение.
– Ну, тут такое началось… Ой, погоди, телефон. – Он взял трубку, послушал, сказал: – Уже иду, – и отодвинул стул от стола. – Вот, новый клиент. Я сейчас вернусь. Плесни мне чуток на дорожку.
Подкованные ботинки процокали по коридору. Лифт остановился, двери раскрылись, закрылись, и кабина с гудением поползла вверх.
1900, 28 мая. Возраст: 95, 80, 73, 19… 19… Дорис Мэй Кедл. Диагноз: септицемия. Доставлена в отделение скорой помощи… Черт, откуда она родом? Не указано. Имя, возраст, диагноз. Единственная молодая покойница 28 мая, и в предыдущий день, и в следующий. Загудел спускающийся лифт, и посетитель вернул учетную книгу на место.
В дверях появился Джерри, обливаясь потом и чуть пошатываясь.
– Слушай, помоги, а? Тут такой боров!
– Нет, на моей памяти она здесь не проживала. Но я приобрела пансион всего восемь лет назад, у миссис Мерриузер. Она теперь в Доме призрения слепых. Катаракты.
Мягкий интеллигентный голос произнес: