Предвижу, что в ближайшие годы появится большой выбор методов лечения — от вакцин до биопрепаратов и иммунотерапии. А прогностическое моделирование позволит увидеть, какой из этих методов лучше всего подойдет для конкретного человека — с учетом генетики, микробиома и множества других факторов. Как уже упоминалось, сейчас разрабатываются усовершенствованные методы диагностики. Мы ожидаем, что они помогут не только быстрее и надежнее диагностировать нежелательные пищевые реакции, но и указывать на предполагаемую серьезность болезни. Сейчас определение тяжести заболевания в значительной степени опирается на классификацию неблагоприятных реакций уже
Описанные инновации — это не фантастика. Фактически все упомянутые технологии уже на стадии разработки. Подозреваю, что многие из них в ближайшие годы станут обыденным явлением, превратившись в дополнение к методам лечения пищевых аллергий (описаны в главе 7
). Я также ожидаю прогресса в лечении пищевой непереносимости — той сфере, где требуется больше научных знаний и эффективных решений. В изучаемой мной области происходит революция. Жду будущего с нетерпением и оптимизмом. Когда больше десяти лет назад я занялась исследованиями пищевой аллергии, Национальные институты здравоохранения практически не финансировали эту область. Сегодня же направление считается приоритетным.Важно быть уверенными, что результаты прогресса в области лечения, контроля и предупреждения пищевых аллергий будут доступны всем больным вне зависимости от их доходов и доступа к медицинскому обслуживанию. Вспомните Эмили Браун из главы 6
, которая основала в Канзас-Сити организацию Food Equality Initiative и передала нуждающимся людям продукты без аллергенов на сумму 100 тысяч долларов. Эмили — убежденный борец за права людей, которые столкнулись с проблемой отсутствия пищевой безопасности и вынуждены придерживаться диеты по медицинским показаниям. Она с энтузиазмом делится личным опытом в этой сфере, читая лекции в местных некоммерческих организациях, медицинских учреждениях, выступая перед государственными чиновниками.Много лет назад Эмили воспользовалась помощью Программы питания для женщин, младенцев и детей (WIC)[127]
для своего ребенка. Вскоре она узнала, что дочь не может есть многие продукты, предлагаемые WIC, поскольку имеет несколько аллергий (на арахис, молоко, яйцо, пшеницу и сою). Затем Эмили обращалась в местные благотворительные столовые, но аллергия дочери и здесь мешала в полной мере пользоваться предлагаемой едой. В результате она загорелась идеей улучшить ситуацию и остановить голод среди людей с пищевой аллергией.Этот диагноз не должен приводить к финансовым трудностям, не говоря уже об эмоциональных или физических. COVID-19 наглядно продемонстрировал целый ряд проблем в здравоохранении; только раньше, когда эти проблемы касались работы других заболеваний, в том числе аллергий, они были не так заметны. Когда семья тратит на несколько тысяч долларов в год больше только для того, чтобы еда на столе не стала причиной вызова скорой помощи, отличие между богатыми и бедными становится особенно ощутимым. Цена — не единственное препятствие. Дело еще и в доступности правильной пищи. «Это как чистка лука, — комментирует Эмили «многослойную» проблему, которую ей приходится ежедневно решать шаг за шагом. — Я вижу, что сняла один слой, и обнаруживаю следующий».
Она также указывает на «продуктовые пустыни» — области в сельской местности или бедных кварталах, где люди не могут найти в местных магазинах необходимую пищу. Она надеется, что однажды ее дочь сможет попробовать пероральную иммунотерапию (ПИТ). Метод часто подразумевает расходы, не покрываемые медицинской страховкой, а также дополнительные сложности. Например, регулярные посещения клиники, где проводят ПИТ, заставляют пациентов и их семьи переезжать в другой регион и менять работу, лишь бы получить доступ к современным методам лечения пищевой аллергии.