Алло, милиция?

– Иди уж. Но зря ты её за баранку посадил. Поцарапает невзначай, тогда точно кранты тебе.

– Во-во! – поддержал дед из «Волги». – Машина должна быть четырёхцилиндровой, а не пятицилиндровой.

Изобразив бурное веселье от плоской и пошлой шутки, Егор сунул шиномонтажнику колесо. Тот поворчал, что проехались на спущенном, что может быть повреждён корд, а то и шишка вылезет, но всё же сделал.

Гордый маленькой победой, Егор поставил колесо вместо запаски и вернулся в салон, выставив грязные руки перед собой. Инга протянула ему белую тряпицу.

– Изумительно быстро! Сколько вы заплатили?

Она потянулась на заднее сиденье за сумкой, но Егор опередил:

– Гусары с женщин денег не берут. Рад помочь… Если честно, то когда услышал глохнущий мотор и вернулся, то даже не знал, что там девушка за рулём. Но, увидев вас, понял: бросить в беде – это преступление против мира и человечности. Как юрист говорю.

– И как джентльмен. Машина принадлежит «Верасу», обслуживается в гаражах управления торговли. Но когда возникает такая ситуация, я вынуждена обращаться за помощью. А люди разные бывают. Кто-то просто телефончик клянчит, на другого смотрю и боюсь – сейчас потянет меня на заднее сиденье.

Инга выкатилась на перекрёсток Славинского-Кедышко и, дождавшись зелёного сигнала, погнала к «Верасу». На всех четырёх зимних шинах она чувствовала себя увереннее и не тащилась тридцать-сорок километров в час.

– Ужасно. Но именно благодаря маньякам и хулиганам юристы не останутся без работы. Парадокс, они – наши кормильцы.

– Если не устроитесь по партийной линии, Егор, советую подумать об адвокатуре. Вы, похоже, способны что угодно повернуть в нужную сторону.

– В адвокатуру никак, – он развёл руками. – Только КГБ, милиция или партноменклатурная должность дают гарантию, что не призовут в армию и не отправят в Афганистан. Я не трус, но в двадцать два умирать рановато. Вам, красивым девушкам, проще.

– У нас свои трудности.

Какие именно, она не уточнила, припарковавшись у «Вераса». В комиссионный они зашли через служебный вход, общий ещё был закрыт.

Находившаяся внутри женщина лет сорока, довольно полная, была увешана золотом прямо-таки в неприличном количестве: массивные кольца, серьги, браслет, цепочки на шее и поверх блузки; это самоварное великолепие весило, наверно, не меньше килограмма и отлично гармонировало с золотым зубом во рту.

– Зинаида Прокофьевна! Помогите молодому человеку подобрать куртку вместо… сами видите. Цену – по самой нижней строчке.

– Как скажешь, Ингочка. Себе ничего не хочешь выбрать? Партию джинсового получили – «Монтана» и «Левайс». Бельишко, батнички. Тебе понравится.

– Позже! Егор, не стесняйтесь. Меряйте. Я скоро приду.

С её уходом «золотая» Прокофьевна взяла быка за рога, спросив без обиняков:

– Денег сколько с собой?

– Мало, – признался VIP-клиент. – Придётся метнуться в сбер, снять с книжки. Не планировал покупки.

– Ясно… Так и быть, коль Инга Павловна просила. Выложу лучшее, даже ещё не приходованное. Сами смотрите, что по карману.

Курток она принесла три. Одна тёмно-синяя аляска, на искусственном меху с натуральной отделкой и удобным капюшоном, села как влитая и просилась: забери меня, если бы не отпугивающая цена на бирке в 195 рублей. Куртка была совершенно новая, в фирменном пакете и с этикетками.

Прикидывая, как бы растрату, эту и последующие, переложить на бюджет КГБ, Егор принялся перебирать джинсы. Также неношеные, приятно пахнущие, идеальные. Здесь они служили предметом роскоши, на пределе возможностей студента, если разгружать вагоны на станции по ночам или отработать в стройотряде. В Москве двухтысячных привычнее было относиться к ним небрежно, покупались сразу потёртые и с дыркой на колене.

В 1982 году носили джинсы не порванные, зауженные вверху и средние внизу, не слимы, зато врезающиеся швом в мошонку, а чтобы застегнуть молнию и пуговицу, надо было втянуть живот. В самом низу кучи Егор обнаружил «бананы», чуть уширенные на бёдрах. Надел, затянул прилагающийся ремешок. В тесноте примерочной кабины медленно выполнил маэ гери – удар ногой вперёд. Штаны позволили достать до груди воображаемого противника без риска порваться.

В них бы и пошёл… Но нет, пришлось снова нацепить костюм с галстуком и комсомольским значком. В зеркале отразился привычный внешний образ функционера из райкома ВЛКСМ.

– Зинаида Прокофьевна! – он вышел из примерочной, сжимая обновки и в позорной коричневой дерюжке. – Я выбрал. Можно отложить?

Инга стояла рядом с золотоносной. Она успела снять шубу и переобулась в туфли на высоком тонком каблуке. Короткая джинсовая юбка оказалась частью платья на металлических пуговицах, по две снизу и сверху расстёгнуты. Золотая цепочка на шее и пара колец на руках – достойно и со вкусом, а главное, с чувством меры. Не так как у Прокофьевны, которую на солнце может унести сорока. Точнее – большая стая сорок, вес-то немаленький.