Альма не дышит. Это ей знакомо. Одна из прелестей детства. Нам пять или семь, мы просыпаемся ночью в том особом состоянии, когда ничто не может удивить. Мы ходим по дому. И даже если у камина лежит лев, а феи, растянувшись на полу, играют в кости и за письменным столом отца стоит девочка с луком, мы не придадим этому значения. Мы просто продолжим путь. Альму спасли эти чары.
В половине третьего ночи двое мужчин заталкивают несчастного Сантьяго Кортеса в кабинет губернатора. Он оглядывает беспорядок, стоя под дулом ружья, словно убийца.
– Проверьте последний раз, – умоляет он. – Я своими глазами видел, как вы её убирали.
Эстебан Миро опускает выдвижную крышку секретера, не сводя глаз с купца.
– Ну? – восклицает он. – Вы её здесь видите?
– Да, – отвечает Кортес.
Миро опускает взгляд. Красная тетрадь лежит в секретере.
– Не знаю, что вам и сказать.
– Я тоже, – говорит Кортес сухо.
– Ничего не понимаю.
– Список хлопковых плантаций, полагаю, тоже куда-то подевался?
Миро дрожащей рукой подбирает какие-то бумаги, протягивает их Кортесу.
– Я всегда был уверен в вашей порядочности, – говорит он.
Эстебан Миро краснее своей тайной тетрадки.
– Пойду успокою моих друзей в обители, – сообщает Кортес, складывая листы пополам.
– Я вас провожу.
Миро хочет взять купца за плечи, но тот отстраняется.
– Прошу меня извинить, – говорит он, – но пусть лучше все видят, что я выхожу без конвоя.
Стража расступается, пропуская его.
На рассвете гружённая пятью бочками повозка выезжает из Нового Орлеана. Брат Жером проводил Кортеса до городских ворот. Альма слышит, как он говорит, слезая на землю:
– Господь вознаградит вас за то, что вы делаете. Но будьте осторожны.
Кортес вопросительно приподнимает бровь. Брат Жером продолжает:
– Девочка мне рассказала. Вы правы. Господь не хочет, чтобы дети жили в невежестве.
– О чём вы?
Жером делает понимающий вид.
– «Братья»… С вашей помощью она скоро будет читать.
Четыре лошади, запряжённые в повозку, трогаются рысью. Жером стоит на обочине и машет вслед.
Кортес оглядывается на Альму, сидящую среди бочек с семенами. Та зевает, будто бы не замечая его взгляда. Делая невинный вид, она тщетно надеется сохранить в тайне, что эту долгую ночь провела как воровка.
23
Пока зреет хлопок
По другую сторону Миссисипи, на плантации Лашанс, что выше по течению, Лам незаметно поглядывает на только что пришедшего через поля человека. Лам сразу узнал в нём кучера хозяйки. Он говорит с надсмотрщиком. У них завязывается спор.
Солнце палит и с каждым днём взбирается всё выше. А сейчас ещё только май. Пройдёт несколько недель, и жара станет совсем невыносимой. Лам, по щиколотку в грязи, окапывает тяпкой молодые ростки хлопка. Он, как и вся длинная вереница рабов, рыхлит землю, чтобы вода впитывалась в неё, а не испарялась сразу.
Те двое на краю поля поглядывают на него. Лам не обращает внимания. Он знает, что его ждёт, стоит отвлечься от работы хоть на миг.
По краям борозды, по которой он идёт, хлопчатник вырос пока лишь на несколько сантиметров. Нежно-зелёные ростки так и хочется попробовать на вкус. В минувшие недели рабы уже прореживали их, убирая те, что растут слишком близко к другим. Лам изучает обычаи этого мира. О каждом ростке нужно заботиться так, как на десятки льё вокруг не заботятся ни об одном человеке. Хлопок здесь царь. И если кто-то мешкает, служа ему, на него тут же сыплется град ударов плетью. А если соскользнувшая нога мнёт первые хрупкие листочки, наказание куда страшнее.
Первым в колонне ставят того, кто работает быстрее всех, чтобы остальные за ним тянулись. До августа, пока не вырастет посаженный по весне хлопок, рабы будут трудиться непрерывно. Без устали перекапывать землю. Выпалывать сорняки. Прежде чем собирать урожай, по одному и тому же месту нужно будет пройтись раз пять. Вот уже несколько недель Лам повторяет всё то, что до него свело в могилу уже не одно поколение рабов.
– Раз ты попал на поля, – сказал им как-то управляющий Салливан в приступе философствования, – значит, кто-то до тебя здесь умер. И другой придёт тебе на смену, если не будешь работать как следует.
После дождей воду оставляют в бороздах между рядами. Работают по колено в ней. Хлопок любит воду, любит, чтобы корни заливало, а верхушку грело солнце. Любит, чтобы его обхаживали, чтобы ползали перед ним на коленях. Чтобы пригибались. Хлопок – бледный маленький людоед, ненасытный до чистой воды и людской плоти.
– Слушай меня, ты!
Надсмотрщик встал рядом с Ламом. Тот, второй, ушёл. Вдали ещё виден его силуэт.
– Слушай внимательно.
Пока приказа не было, Лам не замедляет движений тяпкой.
– Ты что-то скрываешь от меня?
– Нет.
– Что это ты задумал? Хочешь работать при хозяйском доме? Да?
Тяпка Лама ежесекундно вонзается в землю.
– Что ещё за новости с лошадью? – спрашивает надсмотрщик.
За последнее время Дымка трижды убегала на поля, к Ламу. Всякий раз она топтала копытами землю, перерывала борозды, и никто не мог увести её назад, кроме Лама.
– Чем ты лошадь приворожил? А ну стой, когда с тобой говорят!
Лам замирает, распрямляется.
– Не знаю.