– Впереди у меня ещё дальний путь. Нужно оставить что-то и для других покупателей, до самого побережья: для Вирджинии, Каролины.
– Вы уже многих обслужили прежде меня.
– Таковы правила игры при кочевой торговле.
– Игры? – говорит госпожа Бубон-Лашанс. – По-вашему, мы здесь играем?
– Вот два ведра – это всё, что я могу вам продать. Если отказываетесь, просто скажите. Меня ждут в Новом Орлеане.
Салливан подходит к хозяйке. Говорит ей что-то на ухо.
– Пусть войдёт, – отвечает она. – Я ждала его.
Сантьяго Кортесу редко бывает страшно. Чего он только не повидал за свои странствия. Но эта женщина не такая, как все. И она только что перенесла унижение перед всем белым обществом Луизианы.
В дверь входит мужчина. Он успел укрыться от дождя. Костюм на нём совершенно сухой. Это Гибсон, работорговец с лицом ящерицы. Изабелла Бубон-Лашанс сказала ему зайти для одного дела, когда всё закончится. И он спокойно ждал. О таких свиданиях он не забывает.
Вместе с ним входят ещё двое.
– Господин Гибсон, – говорит ему хозяйка дома. – Взгляните, какая у него осанка и какое светлое лицо. Если бы я видела его заранее, то и цену назвала бы куда выше. Так что для вас это просто находка.
Кортес слушает, как будто говорят не про него.
– У него есть лишь один изъян: он любит приврать. Например, все знают, что его зовут Хлопок, но он станет отрицать это и уверять, будто он и сам – господин.
Она смеётся.
– Или же что он купец и его обманули! Не так ли, Хлопок?
– Я отучу его от этой дурной привычки, – говорит ящерица.
Кортес готов засмеяться вместе с ними. Он ни на миг не верит в то, что слышит.
Люди Гибсона выходят вперёд.
– Стойте, – говорит госпожа Бубон.
Оба замирают. Она смотрит на управляющего.
– Вы, Салливан, кажется, говорили, что с Хлопком была ещё негритяночка?
Кортес встрепенулся. Стоило ему представить себе Альму, как он тут же осознал, что происходит. Он слышит, как Салливан отвечает, теребя пальцы:
– Хлопок был один. И это к лучшему. Я видел девчонку в поместье Роуз-Хилл. Ничего путного.
Салливан сам не знает, почему он так ответил, ведь Альма где-то здесь, совсем рядом. Может, он защищает её из-за Дус, которая наверняка утонула. Слишком много злодейств на одну праздничную ночь.
Хозяйка подходит к управляющему.
– Перекатите бочки в безопасное место и сожгите повозку. Пускай все луизианские плантаторы сажают в теплицах по три жалких грядки. Имение Лашанс первое будет целиком засеяно хлопком Sea Island.
Она поворачивается к работорговцу.
– Нужно найти лошадь и маленького воришку, – говорит она ему. – Мальчика я отдам тому, кто их схватит. Лошадь оставлю себе.
Люди Гибсона схватили Кортеса за руки.
Он почти не вырывается. Он уверен, что такая афера не выгорит. На этом материке у него всюду есть друзья, добросовестные покупатели. Его уважают. Он вхож к губернатору. Капуцины всегда держат для него комнату в городе.
Но свобода хрупка. После первого удара коленом в живот она – уже одно воспоминание, до того ослепительный свет, что и не знаешь, сиял ли он когда-то в твоей жизни.
Заря только занимается. Альма лежит с закрытыми глазами и слушает, как рядом разговаривают четверо мужчин.
– Ну а теперь, – спрашивает молодой скрипач, – кто-нибудь знает, что с нами будет?
– Хорошо бы, конечно, если бы мы и дальше смогли играть вместе, когда вернёмся в Европу.
– Да.
Они заканчивают сборы, кладут инструменты в футляры. Вокруг беседки земля вся перепахана дождём. Точно её вскопали.
Пасмурно и зябко, но Альме хорошо. Каждый из музыкантов, проснувшись и обнаружив её рядом, по очереди накрывал её своим одеялом.
– Хорошо бы, конечно…
– Хватит, – перебивает Ноэль Вандом. – Никто нас нигде не ждёт. А музыканты всюду голодают. Вспомни: потому-то мы и уплыли.
– Будем играть в портах, где хоть кого-нибудь знаем. В Марселе, в Гамбурге, а то и в Ливерпуле!
Когда он упоминает Ливерпуль, все смеются.
– Ну, будет, Марселен, – говорит Вандом. – Собирай вещи. Пора. Корабль отходит из Ла-Бализ послезавтра утром.
Альма ещё не открыла глаз. Европа, Ливерпуль. От этих двух слов сердце её забилось сильнее.
Паренёк по имени Марселен продолжает болтать, скручивая парик и запихивая его в футляр к скрипке.
– Говорю вам, господин Вандом, у нас хороший квартет.
– По ту сторону океана хороших квартетов тысячи, – отвечает мастер-виолончелист. – Мало быть хорошим квартетом. Нужно…
– А что нужно? – спрашивает альт, который годится Марселину в дедушки, а Вандому в отцы.
– Нужно, чтобы нас вожделели. Чтобы все умирали от желания услышать нас и только нас. Чтобы дрались за право нас пригласить.
Они глядят друг на друга, на штопаные рукава и стоптанные подмётки, на натруженные руки. И пытаются представить, как кто-нибудь падает в обморок, дежуря возле их двери.
– Значит, дело за малым, – говорит старый альт.
Они смеются и возвращаются к сборам.
– Ну а правда, чего нам не хватает?
Они вслушиваются.