Один раз, утром, мама помогла ей уложить по сумкам запас вещей вместе с гардеробом Сонечки и отвезла их на такси на его прежнюю квартиру, где сейчас жила его мама. Примерно один раз в две-три недели, на выходные, он появлялся дома. Приносил с собой вина, и почти до утра они просиживали на кухне, разумеется, когда позволяла Сонечка. Когда та начинала плакать среди ночи, приходилось бежать в спальню и успокаивать её, а когда она засыпала, было вдвойне трудно подниматься и возвращаться на кухню. Хотя, с другой стороны, как же туда не возвращаться, если он появлялся всего один раз в две-три недели? А тем временем в сводках новостей, по телевизору, радио, интернету мелькали названия городков, сёл, районных центров, о существовании которых никто не слышал. Снежное, Дебальцево, Славянск, Новосветловка, Новоанновка, Екатериновка, Александровка, Краснодон, Сверловка, Изварино, Лутугино, Металлист. В голосах молодых дикторов, что транслировали сообщения на государственном языке, озабоченности сделалось больше, чем осуждения. Иногда они даже стали переходить на русский язык, а это было уже совсем жестоко! Среди географических точек загремело лобовой танковой сталью незнакомое прежде слово «Иловайск».
А вперёд бежало, день за днём, южное лето. Лето знойное, хотя жара в этом году стояла меньшая, чем это обычно для июля-августа в наших местах. Наверное, говорили люди, кто-то жалеет город. Может, Природа. Может, Бог. В конце июля несколько раз отключали воду. Но она ещё шла по трубам в подвалах, куда можно было спускаться, как в пещеру, освещая фонариком холодные кирпичные стены. Через пару дней после того, как в городе совсем не стало электричества, вода пропала и в подвалах. Это было в начале августа. Кто-то ездил за водой на противоположную часть города, кто-то выстаивал длинные очереди к наливным машинам, которые чудом прорывались к окраинным кварталам из-под бомбёжек.
Какое-то время после переезда почти каждый день звонила прикреплённая к ней психолог. Она уговаривала не волноваться за мужа, заверяла, что с ним всё в полном порядке, что, если на его карточку поступает зарплата – значит, он живой. Её предупреждали о беспорядках, но советовали не пугаться. «Это будет продолжаться всего один день, и после него всё уже будет хорошо. Главное для вас только не выходить в этот день на улицу. Особенно ради вашей девочки». Участливый женский голос долетал до неё через трубку телефона: «Вам не следует беспокоиться, это может быть вредно для вашей девочки». Она вежливо благодарила, вешала трубку и шла к кроватке, где уже начинала кряхтеть, просыпаясь, Софийка.
К северу от города горизонт каждый день чернел вереницей дымовых столбов. Обстреливать стали чаще и прицельнее. Однажды утром разбомбили городской рынок. Оплавленные металлоконструкции искривлялись теперь черным лабиринтом в самом центре города. Несколько воронок от снарядов зияло в асфальте возле самого офиса, в котором они работали, на одной из самых тенистых и живописных улиц.
Сонечка по временам то лопотала, то кричала. Кроме неё разговаривать было не с кем. Перестала звонить женщина-психолог. Иногда начинала тихо плакать его мама. Ведь за последние три недели он не приезжал ни разу и не давал о себе знать каким-либо другим способом. Она с Сонечкой перешла жить в подвал дома, что принадлежал одной из её подруг. Его мама наотрез отказалась покидать квартиру. «Как же я уйду? Вдруг он придёт – а дома никого нету!» – отвечала она на любые уговоры. Так и осталась ждать, когда у него случится выходной, и он сможет хоть на день вернуться домой. Может быть, его мама и сейчас всё ещё ждёт его.