Костя Волков был очень небольшим худеньким человечком под тридцать, с редкими рыжими, почти белыми, волосами, голубенькими, глубоко посаженными глазками, и с очень мелкими чертами розоватого лица. Лишь нос его всегда имел устойчиво красный оттенок, и, как не странно, этот признак не был связан с его пристрастием к алкоголю – трезвым после работы его никогда никто не видел – а лишь воздействием на его нежную веснушчатую розовую кожу жаркого сирийского солнца. Кестя, как его называли друзья в контракте, не высказал желания куда-то вообще ехать и оправдывал отсутствие добровольческого энтузиазма тем, что уже в Кунейтре вдоволь наработался, прожив там пару лет. Однако, он воспринял приказ начальства философски спокойно: ехать, так ехать, напоминая в этот момент кролика, предназначенного для медицинских экспериментов.
Перед посадкой в машину Белоножко провел с отъезжающими еще один небольшой инструктаж: никакого оружия; не вмешиваться в действия сирийских военных: «мы тут не солдаты, а советники, но не забудьте захватить с собой медикаменты». Я побежал за медицинской аптечкой в Красный дом, где внезапно столкнулся, со спускающимся по лестнице сверху Назаревским. Он, оглянувшись по сторонам и убедившись, что никого нет, взял меня твердо за руку: «Спасибо, Игорь», и долго, как мне в тот момент показалось, и внимательно посмотрел в глаза. «После поездки, сразу зайдешь ко мне либо сюда, в кабинет, либо домой. Не знаю, где я буду. Постарайся все запомнить и по дороге, и в городе. Удачи!» Я знал, что следует в этом случае говорить «к черту!», но не смог пересилить имеющегося еще с детства чувства противоречия. Мне очень не нравились подобные штампы, а в их позитивное действие я никогда не верил. И спокойно ответил: «Спасибо», хотя в душе все клокотало от волнения, и кивнул: все понял. Он тоже посчитал, что разговор окончен, и хлопнул одобрительно по плечу на прощанье.
Машина, девятиместное обычное гражданское «пежо», окрашенное в желтый цвет такси, с сидящими в штатском пятью крепкими сирийцами, вооруженными автоматами, уже стояла на всех парах, и только русские юркнули в ее еще не разогретое дневным солнцем чрево, она рванула с места. «Это нам специально дали такую машину», – тут же гордо сообщил хабир-артиллерист («хабир» – специалист, араб.), взгромоздившись на переднее сидение к шоферу, на втором сидели трое сирийцев. Я с Кестей заняли третье сидение, рядом с еще одним вооруженным арабом, молча за руку поздоровавшись с каждым. Надо ли говорить, что уважения к этому спецу я не испытывал.
Шофер, положив автомат между собой и специалистом на свободное место – в легковые в Сирии сажали на переднее сидение трех человек – хранил напряженное молчание, внимательно следя за уже заполненной машинами дорогой. Все прекрасно понимали – не на прогулку едем. «Предусмотрели, что самолеты противника чаще атакуют военную технику, а на такси могут внимания не обратить», – продолжил полковник начатую мысль и вдруг обратился к Волкову: «Костя, ты же знаешь, где находится …» – и он стал объяснять, чтобы тот перевел арабам, куда надо будет подъехать, чтобы забрать его жену и вещи, хотя машина еще неслась по широким улицам и площадям Дамаска, и до Кунейтры оставалось часа полтора езды.
Чувствовалось, что он необычайно нервничает. Из-за его «недогадливости» сейчас сразу восемь человек подвергались смертельной опасности. «Давайте знакомиться», – опомнился полковник, обернувшись, когда машина уже преодолела половину города. Костя взглядом предоставил мне свободу действий, и я на этот раз с удовольствием этим воспользовался, так как возникшее молчание действовало на меня угнетающе.
Начал я с того, что спросил, кто старший, и один из арабов, молодой парень с обычной для сирийцев черной курчавой головой, обрадовавшись прерванному молчанию, быстро начал объяснять, что в машине спецгруппа сирийских командос, направленная для быстрой эвакуации жены советского специалиста, состоящая из него, старшего лейтенанта Зугейра, и трех сержантов (он назвал имена, но запомнить их сразу я не смог), а также шофера. Кроме обычного вооружения, автоматов «Калашникова», группа была вооружена ящиком гранат и пистолетами. «Меня назначили старшим группы, так как я родом из Кунейтры», – добавил Зугейр.
Когда он завершил свой рассказ, и я перевел, вновь наступило тягостное молчание. Лишь ветер свистел в открытых окнах. Машина уже выскочила за город, и шофер нажал на акселератор до отказа. Стрелка на спидометре дрожала на 180-ти километрах в час. Я начал искать взглядом хоть какие-нибудь войска прикрывающие дорогу, но либо их совсем не было, либо они были очень тщательно замаскированы.