Молодому бойцу повезло, он получил краткосрочный отпуск после тяжелого ранения. И он решил беременную жену отвезти к родителям. Проехать надо было несколько станций. Но поезд, на котором они ехали, попал под бомбежку, вот они и решили пробираться лесом. На костылях с болью в ногах и предродовыми приступами далеко не пройти. Немного пройдя пешком, они увидели от железнодорожного полотна одиноко стоящую повозку. Вот на ней они и приехали в этот лес, где наткнулись на девчат.
– Девушка, – слабым голосом заговорила роженица.
– Я слушаю вас, – Антонина склонилась перед ней.
– Вы замужем? – тяжело дыша, напрямую спросила она.
– Нет, – смущенно ответила Тоня и покраснела.
– Я умираю. Вы очень добрая. Прошу вас станьте матерью моим детям. Мой муж Степан очень хороший человек. У него заканчивается отпуск, и он уедет на фронт.... – она умолкла. Затихла, но, словно набрав сил, вновь заговорила, – Прошу снимите с меня нательный крест. Этот крест передала мне моя бабушка, а ей по наследству достался от ее бабушки…
Я благословляю вас, берегите моих детей....
Первые лучи солнца, пробиваясь сквозь плотную завесу из листьев и веток деревьев в лесу, освещали начало нового дня. То тут, то там были слышны пение птиц, природа просыпалась, и своими голосами и звуками давала об этом знать. Роженица бледная, как полотно, лежала и с трудом пыталась, собрав последние силы, говорить. И это ей удавалось с большим трудом. Напрягалась она из последних сил. Потрескавшиеся и сухие ее бледные губы, шевелились с трудом. Каждое ее слово сопровождалось тяжелым дыханием. Сказав слово, она умолкала, собрав силы, чтобы сказать следующее, она напрягала всю внутреннюю энергию, которая утекала из нее…
– Снимите мой крестик! Он ваш, пусть оберегает вас!
– Ну, что вы? Какая глупость. С чего это вы умрете? Многие женщины на Руси рожали в поле, без врачей. Сами себе перерезали и завязывали пупки, заворачивали младенцев в подолы своих широких юбок и шли работать в поле. Вы сами воспитаете своих девочек. Все будет хорошо, – неуверенно и растерянно возражала ей Антонина. Она пыталась, как могла, ей возражать, и ободрить ее.
– Степа, Степа, – позвала она мужа. – Какое сегодня число?
– Я здесь, родная! Держись, любимая, все будет хорошо. Сегодня 2 августа 1941 года.
– Сегодня день Ильи, – вспомнила Галина. – Мне моя бабушка рассказывала, что в этот день Илья – пророк, покровительствует роженицам. Сейчас, выпьете горячего чая с медом, и все будет хорошо.
Все вокруг роженицы, цеплялись за ее жизнь, пытались ей помочь, хотя бы добрым словом.
– Вот, выпейте несколько глотков, – глина преподнесла алюминиевую кружку к губам роженицы.
Та слабо отстранила ее. Блеск в ее глазах угасал. Она была бледной.
– Девушка, дайте мне вашу руку, – слабо прошептала роженица.
– Зачем? – глупо спросила Тоня и протянула руку к ней.
Роженица лежала в повозке, на соломе, в которой было много ее крови: в одной руке она держала руку Степана, в другой находилась рука Антонины. С большим трудом, из последних сил, она соединила их руки. Затем слабым порывом, взяла их в свои слабеющие и бледные, покрытые холодным потом ладони....
Степан и Антонина, не сопротивляясь, и не смущаясь, наблюдали, со страхом за умирающей роженицей… Силы ее покидали…
– Девушка! Ну, какие глупости вы говорите, – украдкой утирая слезы, свободной рукой, говорила Антонина, – я знаю, вы будете жить! А сейчас вам надо отдохнуть…
– Степа, на кого дети похожи? – еле шевеля губами, спросила она мужа.
– На тебя, любимая моя! Такие же, как и ты, красивые. На тебя они похожи, любимая. Не уходи, прошу тебя! Не уходи! Не оставляй нас одних, прошу тебя!
– Это хорошо. Значит, будут тебе напоминать обо мне. Я тебя люблю, Степушка, и буду всегда любить, – роженица пыталась улыбнуться, но улыбка получилась искаженной печатью смерти…
– Хватит тут «ню ни» разводить! – пытаясь придать своему голосу строгости, сказала Галина, преподнести к губам роженицы кружку чая с медом. Она так и застыла, держа алюминиевую кружку на весу у телеги.
– Прошу, не бросайте детей. Девушка, спасибо. Простите меня… Я благослав.... – на полуслове она затихла. Договорить она не успела. Замерла. Стихла. В открытых ее глазах отражалось предрассветное утреннее небо.
Ошеломленные всем происходящим, все трое склонились над покойницей. Антонина закрыла ей глаза. Муж, опираясь на костыли, опустился рядом и поцеловал ее в лоб. Смахнул с глаз скудную горькую, мужскую слезу, с трудом поднялся, и тяжело опираясь на костыли, прихрамывая, ушел в лес. Новорожденные дети, зазелененные в старые рубашки деда Мазая, спали ангельским сном, рядом на сеновале с остывающим телом с их мамой, которая дала им жизнь…
– Что происходит вокруг? Чем же мы их будем кормить? – ужаснулась Галя, продолжая держать кружку на весу