Есть и у ангелов пределВ насущном царстве хама.Их отвращает от плевелПартийная программа.И горько плачет божествоВ снах ангельского духа…Здесь испечалили егоНеверье и разруха.Взрослеет ангел на землеИ водку пьет горстями,В своем забытом ремеслеТеряется меж нами.Скудеет железа добраВ растрате гормональной.И всё его эт сетераСтановится банальным.Спаситель, видимо, прилег,Уставши от работы.И ангел, усланный в острог,Сидит вполоборота.Кресты нагрудные блестятКаменьями на сполох.Не разберешь, кто наг, кто свят.И торжествует Молох.Уже не верует в ЗаветНи праведник, ни нищий.Ушел Господь в расцвете лет,И лет тому две тыщи.И нет у ангелов отцаВ церквей сиротском доме.Нет луноликого лицаИ весел на пароме.В клиру божественности нет.И их, и нас надули.И вместо нас, спасая свет,Они идут под пули.Ко мне приходит муза по утрам…
Ко мне приходит муза по утрам.Предельно личная, она иного рода.Мужик. Небритый и бухой. На морде шрам.Не представляется. Но видно, из народа.Закуривая импортную шмаль,Глядит мне в мозг, качая головою,И оперирует словесность натураль,Сшивая нервы ржавою иглою.Несходство чувств вливается в строку,Осколки фактов бродят в подсознанье…Все, что пишу я, все, что я реку,Наверняка вновь извращеньем станет.Высокое опустится на дно,А искренность вдруг обернется ложью…И в воду превращается вино,Великое становится ничтожным.Ее спонтанность, как двуполый бык,Вся скручена веретеном, до стона.То в музе превалирует мужик,То полубаба с грудью из бетона.И, высевая буквы-завитки,Я жду, как все крестьянство, урожая…Строка моей омуженной рукиВ глаза чужие каплями впадает.И растекается… И светит внутрь души,И нервы рвет огнем нью-йоркских башен.Меняет север с югом и дрожит,Как равновесие истерзанности нашей.Не я взвалил проклятый этот груз,Чтобы служить трубой водоканальной.Слепые боги зачинают этих музВ грехе божественном, но непременно свальном.Когда случайность, приходя, тебя собою задевает…