Алмаз раджи

Ребятишки любовались нашими байдарками, и я подметил в них одну деликатную черту, о которой стоит упомянуть. Последние сотни ярдов они шли за нами по берегу и донимали нас просьбами покатать их; то же самое они кричали нам на следующее утро, когда мы двинулись в путь, но пока наши байдарки стояли пустыми, никто из них и не подумал надоедать нам. Это была истинная деликатность. Или все-таки страх очутиться в такой хрупкой с виду лодочке? Я ненавижу цинизм больше, чем дьявола (хотя, быть может, это одно и то же), между тем это прекрасное тонизирующее, ушат ледяной воды и грубое полотенце для сантиментов; он положительно необходим, когда человек страдает чрезмерной чувствительностью.

Осмотрев байдарки, дети перешли к моему костюму. Они не могли налюбоваться моим красным поясом, а мой нож вселил в них страх.

– Вот какие ножи делают в Англии, – сказал однорукий мальчик (я рад, что он не знал, какие скверные ножи на самом деле делают теперь в Англии). – Их покупают люди, которые уходят в море, – прибавил он, – чтобы защищаться от больших рыб.

Я чувствовал, что с каждым словом становлюсь все более и более романтической фигурой в глазах детей, и, кажется, не ошибался. Даже моя обыкновенная французская трубка казалась им редкостью, словно вещь, привезенная издалека. И пусть мои перышки были недостаточно пышны, они все же были заморскими. Правда, одна деталь моего туалета рассмешила их так, что они забыли про вежливость, – мои парусиновые туфли, давно уже утратившие первоначальный цвет. Вероятно, ребятишки не сомневались, что причиной тому была местная грязь. Все та же рослая девочка показала для сравнения свои сабо – жаль, что вы не видели, как грациозно и весело она это проделала!

Молочный бидон молодой женщины, внушительная амфора из кованой меди, стоял невдалеке. Я обрадовался возможности отвлечь внимание публики от себя и ответить похвалами на те комплименты, которыми меня осыпали. Я стал искренно восхищаться формой и цветом кувшина, говоря, что он красив, как золотой.

Никто не удивился. Очевидно, вся эта округа славилась подобными вещами. Дети много говорили о дороговизне таких подойников, которые иногда продавались по тридцати франков за штуку, и о том, как их возят на ослах, вешая по обе стороны седла, причем такое украшение само по себе лучше всякой нарядной попоны. Мои новые друзья рассказали мне также, что подобные кувшины можно найти по всей округе и что на крупных фермах они бывают еще больше и красивее.

Пон-сюр-Самбр. Мы коробейники

Папироска вернулся с хорошими вестями. Оказывается, в десяти минутах ходьбы отсюда, в местечке Пон есть гостиница. Мы втащили лодки в амбар и спросили, не проводит ли нас кто-нибудь из детей туда. Кружок мгновенно рассыпался, и все наши обещания вознаграждения были встречены молчанием. Очевидно, дети считали нас парой разбойников. Они могли поговорить с нами в людном месте и не боялись, пока были все вместе; другое дело – идти со странными людьми, которые, точно упав с неба, явились в их деревню в этот спокойный день. Они трепетали при мысли остаться наедине с бродягами в красных поясах и с ножами. Хозяин амбара пришел нам на помощь; он велел одному мальчугану проводить нас, пригрозив, что прибьет его за ослушание. Не будь этого благодетеля, нам, вероятно, пришлось бы искать дорогу самим. Как бы то ни было, мальчик больше боялся хозяина амбара, чем иностранцев; должно быть, он уже по опыту знал, каково иметь с ним дело. И все-таки мальчишка трусил. Он бежал на порядочном расстоянии впереди нас, оглядывался и посматривал на нас широко раскрытыми глазами. Наверно, вот так на заре мира дети указывали дорогу Зевсу или кому-нибудь еще из олимпийцев, спустившихся на землю в поисках романтических приключений.

Грязная дорога увела нас прочь от местечка Карт с его церковью и ветряной мельницей. С полей возвращались крестьяне. Бодрая маленькая старушка обогнала нас. Она по-мужски сидела на осле между двумя блестящими молочными кувшинами и то и дело подгоняла ослика, ударяя каблуками по его бокам; она отпускала шутливые замечания в адрес прохожих, но никто из встречных ей не отвечал. Вскоре наш проводник свернул с дороги на тропинку. Солнце село; западный горизонт, лежавший перед нами, казался озером сверкающего золота. Тропинка некоторое время бежала по открытой местности, а затем нырнула в узкий проход, похожий на длинную решетчатую беседку. По обе стороны были тенистые фруктовые сады; коттеджи прятались среди листвы, и дым из труб поднимался в тихом воздухе. Кое-где в просветы заглядывало большое и холодное лицо западного неба.

Я никогда не видел Папироску в столь идиллическом настроении. Он неожиданно впал в лирический восторг, расхваливая сельские пейзажи. Сам я восхищался не меньше, чем он. Мягкий вечерний воздух, светотени и тишина создавали какое-то гармоническое обрамление нашей прогулки. Мы решили в дальнейшем избегать городов и всегда ночевать в деревнях.