Что ж. Вот дело и решилось. Гейл еще может быть счастлив, а для меня круговорот бед только начался.
========== Я против грусти ==========
То, что еще несколько месяцев назад было Дистриктом-12, превратилось в руины и горы бескрайнего пепла, который иногда под действием ветра поднимается в воздух и заставляет почувствовать горьковатый запах дыма. Все еще запах дыма… Дорог не видно, практически все дома стали плоскими, как коврики; волей чьей-то насмешки они разлеглись по земле в окружении одиноких осколков кирпичей, стекол и изломанных палок. Все деревья сожжены дотла, кладбище с бесчисленным количеством деревянных крестов тоже уничтожено. Глубокие рытвины без труда заметны на местах, где когда-то были могилы. Хорошо, что эти люди умерли давно… В конце улицы, где когда-то располагался мой дом, распростёрлась огромная яма, которая похожа на рот беззубого кашалота, поглотившего всех. Боже мой, а я волновалась за клумбы Мэри… Где-то вдалеке слышится оглушающий рев работающх экскаваторов: они старательно роют гигантский котлован на Луговине, чтобы сбросить туда останки тех, чьи тела были разорваны бомбами или сгорели в жерле всепоглощающего адского пламени. Колоссальная Братская Могила…
‒ Мисс Андерси. Мисс Андерси! ‒ звучит молодой, красивый голос, принадлежащий бывшему шахтеру и хорошему другу Гейла. ‒ Вам не стоит тут стоять.
‒ Я осторожно, Том. Со мной ничего не случится.
‒ Я не о технике безопасности говорю, Мисс Андерси, ‒ он вздыхает и нагибается, чтобы отряхнуть штаны, запачканные землей и пеплом. ‒ Вы каждый день сюда приходите.
‒ Мне нужно, Том. Простите.
‒ Ваш отец был хорошим человеком. Не выдал имена шахтеров миротворцам во время первой стычки, хотя знал о бунте заранее, нашел способ связаться с тринадцатым. Жаль, что Вашей семье не удалось спастись.
‒ Жаль…‒ отворачиваюсь и смахиваю набежавшие слезы. ‒ Жаль, ‒ показываю в сторону Луговины, ‒ что все эти люди не смогли спастись.
‒ Да уж. Порою мне хочется опустить руки, ‒ он теребит нос. ‒ Сесть и ничего не делать. Нет, не потому что устал. В шахте я уставал больше. Просто…
‒ Просто, ‒ подсказываю я, ‒ это давит. Вам приходится расчищать дороги. Вам попадаются людские кости..? ‒ он прикрывает глаза и долго не отвечает, почти разворачивается, чтобы уйти, но зачем-то остается.
‒ Знаете, Мадж, ‒ впервые произносит мое имя, и в его устах оно звучит по-особенному: ласково и трепетно. ‒ Мы с Гейлом делили всех на своих и чужих, а оказывается в городе было немало хороших людей, а в Шлаке тоже попадались подонки… Я не позволяю себе горевать по усопшим. Не позволяю именно ради них, ради той жертвы, что они принесли.
‒ Вы, молодец, Том! ‒ улыбаюсь и касаюсь его плеча. ‒ Вы против грусти!
‒ Да, и Вы, Мадж, тоже будьте против грусти! Помните о них, но живите дальше. Я вообще-то не имею права, но дух совести сильнее. Нашел это вчера близ Вашего дома. Мне кажется, это принадлежало мэру или его жене, ‒ незаметно вынимает из-за пояса, прикрытого коричневой жилеткой, и протягивает мне сверток, завернутый в черную клеенку.
Дрожащими руками убираю обертку и обмираю. Верхняя часть обложки сгорела полностью, первые пять страниц обуглились наполовину, остальные пожелтели, но остались целыми. Смотрю на серые буквы и не могу поверить: Я держу томик «Джейн Эйр», тот самый, что я так долго читала маме, тот самый, что взяла из библиотеки отца, тот самый, который так усердно протирала Мэри от пыли.
‒ Она была прикрыта землей и поэтому сохранилась, ‒ говорит мужчина, растеряно глядя на меня.
‒ Спасибо, ‒ шепчу я и в порыве чувств целую его в щеку. ‒ Вы нашли не книгу, Вы отыскали часть моей души, ‒ прижимаю сверток к груди, как величайшее сокровище в мире, ‒ Как я могу Вас отблагодарить?
‒ Вы отблагодарили давно, ‒ пожимает мою руку. ‒ В госпитале, когда ухаживали за мной. ‒ Идите, мисс Андерси, и не приходите сюда хотя бы неделю.
‒ Хорошо. До свидания, ‒ кричу ему вслед и бегу к участку своей работы. Обеденный перерыв подходит к концу. Я не должна задерживаться. Папа не любил, когда люди опаздывают на свою работу. А маму бы, наверное, хватил удар, если бы она узнала, что ее благовоспитанная и начитанная дочь занимается озеленением улиц.
Каждый день я начинаю с того, что проверяю всхожесть цветов в клумбах и поливаю их, а затем иду к месяц назад высаженным кустарникам и молодым деревцам, иногда подвязываю их, чтобы буйные порывы ветра не оборвали только что зародившуюся жизнь, и удобряю специальной смесью. Мне нравится моя работа: я помогаю выжженной земле зазеленеть, я избавляю дистрикт от боли. Пройдет много-много месяцев прежде, чем он станет зеленой цветущей долиной, но я верю, что у него получится. Ведь моему черному изуродованному и обожженному сердцу удалось зацвести.