— Принесите‑ка кружку тёплого молока, любезный, — без объяснений обратился я к нему.
— Кухня уже закрыта, — буркнул он недовольно.
— Так откройте. Или принимайтесь искать крысу, которая напугала мою кузину.
Нейтральное определение «кузина» нравилось мне многим больше чем «невеста».
— Какие крысы? — испуганно озираясь, не слышит ли кто из постояльцев, зашептал толстяк. — Нет у нас никаких крыс. В весну ещё повывели. И крыс, и клопов. А молочка подогрею, не извольте беспокоиться…
Дав Унго знак, что он может идти, я вернулся к Сане. Девушка продолжала рыться в своих запасах в поисках чудодейственного средства, которое заставило бы её прекратить лить слезы. От греха подальше я забрал у неё сумку, вызвав новый всплеск горестных рыданий. Придвинул к кровати стул и сел.
— Это всего лишь сон. Если хотите, расскажите, что вас так напугало.
Если честно, мне хотелось спать, а не выслушивать девичьи страхи, но прежде стоило удостовериться, что ни жутких снов, ни таких же жутких криков больше не повторится.
— Расскажите, — повторил я, осторожно поглаживая девушку по вздрагивающему плечу. — Выговоритесь и сами поймёте, какие всё это глупости.
Как оказалось, глупостями кошмары Милисенты не были, а имели под собой достаточно веские основания. Ну, веские для пугливой и впечатлительной девицы. Переждав поток путаных причитаний, я услышал более–менее связный рассказ. Оказывается, среди грехов покойной дэйны Виктории числилось кое‑что пострашнее шантажа. Для поддержания красоты и молодости она использовала достаточно нетрадиционный способ — вытягивала силы из юных девственниц. Не знаю, сколько жизней было на её счёту, и уж тем более не знаю, зачем дознавателю понадобилось делиться с Саной догадками по поводу того, кто должен был стать следующей жертвой, но всё услышанное прочно засело у девушки в голове. Почти два дня она не думала ни о чем другом, представляя себя истекающей кровью на жертвеннике, и апофеозом этих размышлений стал нынешний сон. Воображением Создатель Сану не обделил, и я не сомневался, что привиделось ей такое, от чего и у меня бы шерсть дыбом встала.
Вопреки ожиданиям, выговорившись, девушка ничуть не успокоилась, и я уже жалел, что не позволил ей упиться какой‑нибудь травяной гадостью или не попросил вместо молока жжёного вина. Кажется, она возомнила, что теперь, рано или поздно, страшная участь её настигнет, и даже то, что Виктория мертва, не гарантировало безопасности.
Мои попытки уверить страдалицу в том, что всё будет хорошо, тонули в потоке слез.
— Так, — я раздражённо хрустнул пальцами, — кажется, я знаю, что вам делать. Для обряда подходят только девственницы?
— Д–да…
— Ну, так… избавьтесь от этого маленького недостатка.
— Что–о? — Рыдания враз прекратились.
— По–моему, хороший способ. За помощниками при вашей внешности дело не станет…
Жизнь постоянно учит нас чему‑то. Например, сегодня я узнал, что реакция у разозлённой женщины намного лучше, чем у невыспавшегося метаморфа — увернуться я не успел.
— Вот и замечательно, — потёр горящую щеку. — Такой вы нравитесь мне больше. Но молоко не помешает.
Толстяк в колпаке, судя по запаху, давно переминался под дверью. Я выглянул в коридор и забрал у него тёплую кружку.
— Вы сломали запор, — он сердито ткнул пальцем в раскуроченный косяк.
— А вы так и не поймали крысу, — отрезал я, захлопывая перед его носом дверь.
Протянул кружку притихшей девушке.
— Выпейте.
— Зачем?
Я и сам не знал, зачем. Тёплое молоко перед сном приносила мне мама. Вспомнилось.
— Так надо.
Она послушно допила всё до дна.
— А теперь ложитесь. Обещаю, кошмаров больше не будет.
— Вы такой добрый, — послышалось из вороха простыней. — Простите, я не поняла, что это вы специально так сказали, чтобы я успокоилась. У вас же ничего подобного и в мыслях не было…
— Ну, — я потянулся на стуле, — мысли у меня разные.
— Что? — приподнялась над подушкой рыжая голова.
— Спите, говорю. Спите.
Мои мысли ей точно не понравились бы. Дождавшись, пока прерывистое дыхание девушки сменится тихим ровным сопением, я открыл её сумку и достал шкатулку.
Остаток ночи я спокойно и не без удовольствия проспала. А с утра от моих страхов не осталось ничего, кроме стыда за устроенную истерику. Но всё же Джеду стоило ограничиться парой пощёчин — этот способ всегда срабатывает. Хотя и его метод оказался достаточно действенным, только щеки вспыхивали всякий раз, когда я вспоминала шокировавшую меня фразу.
Но когда, умывшись и одевшись, я заглянула в лежавшую у кровати сумку, кровь вновь прилила к лицу, в этот раз от злости и отчаянья.
С бешено колотившимся сердцем я кинулась в соседнюю комнату, но застала там только перестилавшую постель горничную. Сердце оборвалось. Едва переставляя ноги я возвратилась к себе, рухнула на кровать и даже не пыталась думать о том, как теперь быть дальше…
— Вы уже встали? Я заказал завтрак.
— Вы?! — рывком поднявшись, я бросилась на стоящего в дверях оборотня. — Вы… не уехали?
— А должен был? — Джед одарил меня снисходительной улыбкой.
— Но вы же… Вы забрали шкатулку!