Алмазный эндшпиль

В глазах Хряща светилось жадное любопытство. Он напоминал ученого, обнаружившего, что крыса в клетке ведет себя нетипично для ее вида.

«Антрополог хренов!»

– Они мне не свои, – жестко сказал Антон. – И своими никогда не были. И Верман мне не сам доверился, а я из него вытянул правду. Еле-еле вытянул, между прочим. Он согласился мне все рассказать лишь тогда, когда понял, что я могу быть ему полезен. Все хитрости и приемы ваших людей мне известны, я могу помочь Верману уйти от вашей слежки, если потребуется… Да много чего могу. Вы же не думаете, что он просто так со мной откровенничал?

– То есть своя шкурка оказалась ближе к телу? – понимающе кивнул Хрящевский. – Или ты за свою бабу так впрягся, что готов всех заложить? А? Не подумай, я не бабушка, чтоб тебе морали читать. Своих защищать – это правильно, это по-мужски. Я и сам такой же.

От последних слов Антон дернулся, но промолчал. Хрящевский, сунув руки в карманы, с удовольствием смотрел на него. Мал человечек, слаб… Любую подлость свою оправдает, дай только, за что уцепиться. Интересно, знает ли его баба о том, что ради нее перевозчик двумя евреями пожертвовал? Или она сама его на это и подбила? Нет, последнее вряд ли, – решил Николай, – такого, как этот мужик, ни на что не подобьешь, пока он сам не захочет. Эх, люди, люди…

Дымов смотрел-смотрел на молчащего шефа и наконец не выдержал:

– Николай Павлович, вопросик у меня один есть!

Хрящевский словно проснулся.

– Давай.

– Чем он нам теперь может быть полезен? – безопасник кивнул на Антона. – Все, что мог, он нам рассказал. Разве он участвует в сделке?

Белов исподлобья зыркнул на него. Показалось ли Дымову, или в его взгляде на самом деле сверкнула ярость? На всякий случай Валентин немного отодвинулся. Конечно, руки перевозчика скованы наручниками, но кто его знает, этого психа с холодными синими глазами… Бросится еще, вцепится зубами в горло. Свирепый, волчара, хоть и в наручниках.

Перевозчик и не бросился, и не снизошел до ответа ему. Он повернулся к Хрящу:

– Я не участвую в сделке. Но я могу сдать вам покупателя.

Час спустя Антон Белов покинул офис Николая Хрящевского. Он вышел, ни от кого не таясь, не сомневаясь, что слежки за ним не будет. Хрящевскому это теперь ни к чему, а Моня с Дворкиным доверяют ему и не пойдут на такую глупость – выслеживать перевозчика.

Антону представился кругленький потный Верман, крадущийся вдоль стены, и он рассмеялся. От него испуганно шарахнулся прохожий, прижал к себе портфель покрепче. Белову захотелось рассмеяться еще громче.

«Отходняк, – четко выговорил голос в его голове. – Приди в себя».

Антон свернул в первый же переулок, сдерживая рвущийся с губ смех. Ему нельзя смеяться. Но он слишком долго находился в напряжении. Углубившись в переулок, где совсем не встречались люди, Белов остановился, закрыл глаза и глубоко вдохнул. «Продыши, продыши, – успокаивающе сказал тот же голос. – Все нормально».

Антон несколько раз глубоко втянул воздух особенным образом – так, чтобы распирало изнутри, будто воздушный шарик – и почувствовал, что напряжение понемногу отпускает его. Только теперь он понял, как тяжело дался ему этот разговор. Хрящевский, точно вампир, высосал из него всю энергию, выпил Белова досуха, чтобы осталась только послушная ему оболочка.

«– Будешь моими ушами и глазами, – приказал напоследок Хрящ. – Обо всем, что предпринимает Верман, докладывай Дымову. С кем встречается, о чем говорит, куда ездит… Я сниму наблюдение, это теперь ни к чему.

– Ни в коем случае, – возразил Антон. – Верман может что-то заподозрить, если свяжет мое появление с исчезновением вашего наблюдателя. Пускай остается.

Хрящевский подумал и согласился.

– А подпустит еврей его к себе? – усомнился Дымов, кивнув на Белова. – Он ведь, зараза, скрытный!

– Подпустит, – сухо сказал Антон. – Куда он денется? Сейчас у них с Дворкиным начинается самое опасное время, им нужен опытный человек рядом. Они страшно боятся, как бы их не кинули.

– Правильно ведь боятся! – хохотнул шеф службы безопасности».

И на этом разговор был закончен.

До «Афродиты» он добрался через час. Никто не задал ему ни одного вопроса. Только Майя кинула испытующий взгляд – и тут же отвела глаза.

Несколько дней прошли как обычно. Вот только Антон теперь не отлеживался дома, а уезжал с утра вместе с Майей. Вместе они заходили в салон, и Майя шла в «аквариум», а Белов – в кабинет, где Моня выделил ему кресло у окна.

В эти дни они почти ни о чем не говорили с Майей, ничего не обсуждали. Молчали о чем-то своем всю дорогу от дома и обратно и по дому бродили молчаливые, словно чужие. Только перед сном, когда Майя усаживалась на краешек кровати Антона, в синем окне отражались мужчина и женщина, крепко прижавшиеся друг к другу.

И почему-то на плоту. Так виделось Майе.