Алмазный трон

Колдовской самоцвет с Кощеевой десницей остался на месте. Не упал, не скатился с трона. Один саркофаг слился с другим, притянутый неведомой силой. Два кристалла стали неотъемлемой частью друг друга.

— Получилось! — по губам князя скользнула улыбка. Глаза Угрима загорелись нездоровым блеском.

Вторая рука Кощея… Левая — к левому плечу. И вот уже три магических кристалла срослись воедино.

Потом еще два — с ногами. Кристаллы плотно прилегали один к другому и складывались друг с другом легко и надежно, как избяные бревна с вырубленными опытным плотником пазами.

Последней была голова. Ее Угрим водрузил на кощеевы останки с особой аккуратностью. Отступил на шаг…

Замер.

Вот и все! Тимофей тоже затаил дыхание. Свершилось. Останки Кощея собраны вместе. Все шесть самоцветов дополняли друг друга, как соты в улье. И, судя по всему, держались крепко: захочешь теперь — не оторвешь.

Но вообще-то жутковатая картина получилась, конечно. На огромном адамантовом троне восседал маленький расчлененный трупик. Четвертованный и обезглавленный. Усохший. Потемневший. Почерневший. Смешной, жалкий и страшный одновременно.

Отсеченные части отделяли от тулова большие — кулак поместился бы, а то и два сразу — просветы. Сухое тельце будто было небрежно собрано после палаческого эшафота и вморожено в ледяной трон.

Ну и что?

А ничего! Ну, то есть совершенно ничего не происходило.

Тимофей до боли в глазах всматривался в сверкающий алмазный трон. И ничего не видел. Хотя мог ли сейчас что-либо увидеть человек, не сведущий в магии?

Тимофей отвел глаза от трона. Вопросительно глянул на Угрима.

Князь был хмур и бледен. Бледен настолько, что…

— Княже? — Тимофей встревожился не на шутку.

Князь-волхв медленно, с натугой покачал головой.

— Что? — Тревога росла. Тимофей смотрел то на Угрима, то на трон.

— Пустышка! — наконец хрипло выдавил князь. — Обман! Ложь!

Тимофей понял. Князь тоже ничего не замечал, не ощущал и не чувствовал. Не исходило из сложенных воедино кристаллов никакой великой силы. Не чувствовал Угрим колдовских токов, способных дать обещанное могущество и вечную жизнь. Не было этого. Вообще ничего не было.

Мгновение, два или три — тишина. А потом…

Шуршание. Слабый хруст.

Или…

Снова — хруст. Погромче.

Или все же было?

Да! Было!

Х-х-хруст!

Теперь звук был отчетливый, громкий и протяжный, будто раскалывается лед над ворочающимися речными водами. Звук исходил от трона.

Лед? Трон? Хруст? И…

Звон-н-н…

Ох, какой это был звон! Звенело все вокруг, звенело в ушах, звенело в голове тоже.

По граненой поверхности магических самоцветов пошли трещины. Кристаллы, невесть сколько веков и тысячелетий хранившие в себе Кощееву плоть, лопались один за другим. Кристаллы взрывались, как татарские громовые шары. Только разве что без вспышек и дыма.

Крупные осколки разлетались вверх и в стороны. Тимофей подался вперед, прикрывая щитом себя и князя. В щит глухо стукнуло, сильный толчок едва не сшиб его с ног. Что-то вскользь чиркнуло о шелом. Но прозрачные осколки оказались не самым страшным.

Между князем и троном вдруг возникла темная колдовская дуга. Крысий потрох! Тимофей не верил своим глазам. Ведь Угрим не творил волшбы. Значит, эта волшба шла не от него.

От трона!

Странная дуга скрутилась узлом, взбухла, помутнела, налилась черным, раздалась в размерах, сгустилась над Кощеевыми останками, будто грозовая туча. Последнее, что смог разглядеть Тимофей, — как Кости, высвобожденные из многовекового плена, сливаются друг с другом. Руки и ноги, прирастающие к крохотному тельцу. Маленькая голова, занимающая свое место на тонкой шее, над узкими плечами…

Голова чуть качнулась. Согнутые руки и ноги распрямились.

Сплошная чернильная пелена окончательно закрыла алмазный трон. Однако выступавшая из черноты жирная, извивающаяся, как червь, пуповина все еще связывала его с…

Угрим закричал. Никогда еще он не кричал ТАК. На памяти Тимофея точно — никогда.

…с князем!

Вскрик был пронзительным, громким, но коротким.

Потом…

«Тимо!..» — пронеслось в голове и оборвалось. Его попытались позвать без слов. А уже в следующее мгновение князь корчился на полу. Слабый-слабый, едва различимый хрип — вот и все, на что он был сейчас способен.

— Княже?!

Угрим дернулся. Отчаянно и судорожно. Стараясь вырваться.

Не смог.

Черная дуга присосалась к нему гигантской пиявкой.

Князь царапал землю у подножия трона и грыз край собственного корзно, случайно попавший на лицо.

— Княже?! — ужаснулся Тимофей.

Нет ответа. И не могло быть.

Князь умирал, причем умирал в жутких, нечеловеческих муках. Нет, хуже, чем просто умирал. С князем творилось что-то по-настоящему неладное. Хотя с князем ли?!

Облик Угрима разительно менялся.

Князь усыхал с каждым мигом.