Алмазный венец севера

— Нет, Ольча не по мне, — он не без удовольствия вдохнул свежего воздуха после затяжного штурма своих губ и не удержался от того, чтобы непроизвольно их не вытереть. — В том смысле, что я потомственной ведьме не ровня. У неё взгляд и без баронского титула повыше моей головы поставлен.

Смазливый нахал с досадой стукнул кулачком по груди парня.

— Говори-говори! Если б хоть пальчиком поманила — помчался бы за нею вприпрыжку, как резвый щенок за дворовой кошкой, — он от наслаждения мурлыкнул, всем телом чуть ли не вплавившись в своего поручика, и вздохнул. — Нет, ну хоть бы приличия ради откликнулся! Губами навстречу шевельнул… или шевельнул другим местом — хвостиком спереди.

Ну вот как тут объяснить? Ну не нравится, не лежит душа, не греет и не ласкает даже одна только мысль о подобных гнусностях! Корнет выслушал всю эту полную, судя по скептической улыбочке и хихиканью, ахинею — с чарующе блеснувшими в глазах звёздами.

— Но вот здесь-то ты где-то в уголке сознания знаешь, кто я на самом деле и что я, — еле слышно выдохнул он в ухо, легонько побарабанив пальчиками парня по лбу. — И что, всё равно не… греет? Как интересно!..

Ночной воздух окончательно посвежел, и нескромно прижавшийся к парню юнец чуть присмирел, уже не казался пресловутым наказанием господним. Да и вон за тем длинным с колоннадой помпезным зданием разлилось в небе бледно-серебристое сияние — похоже, в той стороне наконец-то должна была взойти луна.

По притихшему городу лишь иногда проносились всадники и кареты, перекликались патрули, а на перекрёстках потусторонним светом мерцали размещённые на стелах святые символы, освещая столицу немеркнущим сиянием святого присутствия. Вон смирение бросало на булыжник синеватые сполохи, а напротив, за рекой, зеленоватое благочестие радостно вторило своему собрату мягкими весенними сполохами.

Как странно… ну да, с виду-то всё верно. Да вот, как однажды подумалось замыслившемуся над рефератом ещё в Академии одному кадету — одни люди не убивают, не крадут и прочее из страха перед карой господней и адскими муками. В то же время он, Ларка, не режет вдов и младенцев из своих убеждений. И кто тут оказывается честнее? Перед собою и богами, а?

Но даже, даже если по святой вере и предположить, что всем нам уготовано воздаяние — неужто хозяйничающий в царстве мрака Лучезарный настолько туп, чтобы мариновать хороших парней в котлах с кипящей смолой или давать им без толку париться на раскалённых сковородах? Фигушки — уж такого мастера как Ларка сразу приставят к какому полезному занятию. Или вон, Блентхеймы… если уж таковые попадают в ад, то скорее всего они сейчас тренируют и возглавляют тамошнее войско. А с такими учителями и генералами исход последней битвы Света и Тьмы попросту предопределён. Ну ничего не светит святошам в Армагеддоне…

Велерин снова мягко и вкрадчиво принялся за своё, словно выглянувшая краешком из-за красиво окружённого заревом здания луна вдохновила этого извращенца на новые ночные безумства. А ладонь его словно в забывчивости нежно ласкала волосы парня.

— Тьфу, болван бесчувственный! — корнет оторвался от своего занятия и со вздохом тихо сплюнул в сторонку. — Ну никакого удовольствия целовать этакую статую!

Тихо вжикнула начищенная домовёнкой бронзовая пряжка на поясе юнца, и враз насторожившийся Ларка почувствовал, как его ладонь мягко, но непреклонно увлекли в пушистое тепло совсем иных, нежели представлялось взгляду, тайн. И сейчас, в почти полной темноте, когда зрение и прочие чувства не видели отвратительного юнца, живое и смелое воображение по одному только прикосновению там тотчас дорисовало всё остальное совсем другим. А если ещё чуть дать волю расшалившимся пальчикам… мягко, ласково и шаловливо — словно порхающая над раскрывшимся навстречу цветком бабочка…

…

— О, это совсем другое дело, — теперь уже вполне женщина последний раз вздрогнула в сладкой судороге и медленно расслабилась. Теперь уже парень мягко, но неуклонно придерживал ту за неприлично тонкую талию, чтобы она не упала. Зубки её прекратили терзать плечо, и лёгкий выдох состоявшегося блаженства нежно донёс до ушей еле слышное. — Спасибо — ты оказываетя просто очаровашка, мон шер.

Как поведал уже отдышавшийся еле слышный голос, это оказалось просто неописуемое блаженство — стоять одетой в мужское платье, лунной ночю, в самом сердце святого королевства, и тайком урвать… воистину, ничего подобного она никогда не пробовала.

Ну да, как прикинул Ларка — шпионско-любовная романтика ещё та. Он всё же оставил нежным вниманием ласковые и влажные тайны да поднёс ладонь к лицу.

— А ты сладко пахнешь, мон шер, — шепнул он и тут же с чувством облизал нескромно и притягательно пахнущие пальцы. — По одному только этому запаху догадаться можно, что ты фемина.

Волшебница тут же возобладала над женщиной. Она спохватилась, прошептала что-то неслышное, и тут же зябковатый ветерок маленького заклинания унёс прочь столь понравившийся парню аромат.