Альпийская фиалка

Как он попал сюда и из какой области — не было известно. А когда о нем кто-нибудь спрашивал, ему отвечали, что Аветис беженец из Айастана и язык его тамошний. Отвечали кратко, потому что в Горисе о бедных людях долго не говорили. Только господин Аршак на уроке армянской истории, рассказывая о Мушской области, спрашивал питомцев приходской школы:

— Читали вы «Долину слез» Агароняна?

— Читали, все до одного читали, — кричал один шалун.

— Вот Айастанци Аветис из этой страны, из этой долины слез, которая называется Айастан, что значит Армения, а в древности страна Наири, — и господин Аршак продолжал урок.

Был ли Айастанци Аветис из Муша, или Вана, или Алашкерта — мало кто знал, потому что в Горисе только господин Аршак и люди из книжного магазина «Сасун» знали Муш, и Ван, и Алашкерт, а для остальных все это было темной страной за семью горами, неведомым Айастаном, откуда иногда приходили цыгане, продающие сита, канатные плясуны, которые перед выступлением крестились во имя Мшо Султана, святого Карапета, приходили люди со странным видом, которые не были ни русскими, ни зи-ланскими курдами, ни лудильщиками-лезгинами, ни хойцами, а были айастанцами.

Сам Айастанци Аветис ничего не рассказывал: его об этом и не спрашивали. Ему только говорили:

— Аветис, сажень камня нужна… Что скажешь?..

А Аветис ничего не говорил и десять дней на своем осле таскал сажень камня из реки.

— Аветис, леснику я уж говорил о дровах… Пока погода хорошая… — И говоривший больше ничего не говорил, потому что знал, что после перевозки дров Хуршуд-бея Аветис должен перевезти и его дрова на осле и на собственной своей спине из казенного леса.

А близкие соседи только то знали, что подвал, где жил Аветис, был полон некрасивыми, черными, веснушчатыми девушками, которые иногда сидели на солнце, и кто их видел — думал, как Айастанци пристроит столько девушек и кто их возьмет.

Но брали. В два года раз Аветис приводил с собой домой подмастерья сапожника, шелудивого с детства, хромого молодого человека, месившего глину в гончарной мастерской, наконец, пастуха, который, по слухам, имел собственную корову и садовый участок в Хурупеком ущелье. Только раз шелудивый подмастерье сапожника, работник гончара и пастух мельком смотрели на дочь Аветиса на выданье — и через неделю в подвале уже праздновалась свадьба… С верхнего этажа давали на одну ночь большой палас, несколько тарелок, котел, соседи — кто немного масла, кто риса, кто поношенное платье, которое, если оно не было впору невесте, жена Аветиса хранила для младшей дочери.

Большую часть расходов брала на себя госпожа Оленька, долголетняя председательница Союза армянских женщин. Если порыться в счетных шнуровых книгах этого Союза, то можно найти такие записи: «На крестины дочери Айастанци Аветиса пять рублей деньгами»; или же: «На бракосочетание дочери Айастанци Аветиса десять рублей». Было бы несправедливо усомниться в достоверности этих записей, во-первых, потому, что против всех записей имелся отпечаток огромного большого пальца Аветиса, и, во-вторых, до сих пор еще некоторые горисцы помнят, что, когда у Айстанци Аветиса рождалась дочь, соседи говорили:

— Аветис опять пятерку заработал…

И, наконец, от Киореса до Дору, оттуда до Дзорека и Цакута сколько теперь есть некрасивых, черных, веснушчатых девиц и женщин, все произошли от Айастанци Аветиса.

Можно привести и другие свидетельства. В этих селах, как и в Киоресе, — есть выражение «свадьба айастанци», которое означает бесшумную свадьбу, без свечей, без Макаров[86], — приглашенных женихом гостей, у которых был свой знак — зажженная свеча и свой макарапет, который должен был пить и поить Макаров, бить и ломать стаканы, когда было нужно, заставлять самых застенчивых девушек танцевать, затягивать свадьбу, если у хозяев вино было на исходе, а отец невесты был скуп, ссорить между собой два рода и мирить старых врагов, — словом, макары представляли такую компанию, которая властвовала в свадебном доме и над хозяевами до тех пор, пока вино не одолевало ее. И если случалось, что вина не хватало, то макарапет кричал:

— Мы же не у Айастанци на свадьбе.

И вино появлялось неизвестно откуда и каким образом, — друзья ли отца невесты или же сам макарапет посылал знак, по которому и из родника Шор можно было добыть вино, но вино прибывало, и свадьба продолжалась.

Таково было помещение в подвале, хозяин которого не считался ни жителем Гориса, ни киоресцем, а только айастанцем, но с 1897 года он жил в том же подвале. И хотя Аветис на одном осле перевез камень для двадцати домов, сам он не имел ни дома, ни домового участка, а имел он семь дочерей, всегда семь, потому что по выходе замуж одной, не проходило и года, как рождалась другая, похожая на нее девочка, и даже случалось, что мать невесты танцевала на свадьбе, будучи на сносях.