Альпийская фиалка

Некоторые из них с удивлением смотрели на его белую рубашку с красной оторочкой, глядели на чистые сапоги, чулки и завидовали. Среди них были мальчики, у которых была только одна рубашка, толстая холщовая рубашка, которую они надевали только зимою. И эти маленькие дикари так смотрели, как смотрел бы первобытный человек на протоиерея Терзи-базума.

«Русские» уходили, издали грозя кулаками, иногда из надежного укрытия бросали камни, и тогда ребята со Старой дороги гнали их до Царской улицы, до улицы Манучар-бея и возвращались на берег реки, где они были царями.

Старая дорога, хотя была глухой улицей, но славилась своими отчаянными ребятами. Их отцы-ремесленники, хозяин харчевни Теваторос, у которого в столовой ели за две копейки полпорции бозбаша Амир Астан, солдат Еранос, Чолун Кеви, Кятаран, а также Базарник Хачи, имевший собственный дом на Старой дороге, — эти люди составляли отдельный слой, окаменевший пласт, который шел от старого Киореса, как Старая дорога была старой дорогой Киореса и вела к Минджнаханду, к Белым камням — к тем лугам и нивам, которые в старину были владениями киоресских землевладельцев.

Эта улица вела к Шену через площадь старого рынка, туда, где были карасы красильщика, старомодная лавка дяди Мангасара, где жили седельщики и кузнецы и где Апунц Акуами получал грустные письма для дзорекцев…

По Старой дороге шло шенское стадо, когда пастух гнал его в ущелье родника Санд. Те киоресцы, гумна которых находились около мельниц, везли снопы по этой улице, потому что по другим улицам города было запрещено возить сено и снопы, гнать стадо. Старая дорога — это Киорес в городе Борисе, Киорес со своим протяжным говором, трудными именами и замысловатым наречием, со своими озорными ребятами, которые вместе с шенскими мальчиками дрались с «глотателями булок», продолжая старую войну, которая шла с легендарных времен Катрини Агало.

На этой старой улице было несколько старых домов, относительно обитателей которых трудно сказать, как они жили, но что-то нужно сказать, потому что они, во всяком случае, были любопытными людьми; это были старые киоресцы, и своими делами прославились, как Зилфугар-бей — взяточничеством, Павли-бей — чтением «Мшака», Кялла Цатур — рукописными сочинениями, хозяин лимонадного завода — водой родника Шор и т. д.

Эти жители Старой дороги не были ни ремесленниками, ни купцами, ни беями. Они никогда не ходили за плугом и не знали, где стояло их дедовское гумно. Они только хорошо знали кабак Бари Аджохума, перед которым большое ореховое дерево давало им тень, как Бари Аджохум — вино. Они хорошо знали реку и сады на ее берегу, все киоресские ущелья, далекие и страшные, знали лес, который, как темная дорога, начинался на краю города и тянулся сплошной полосой день, два дня, десять дней, шел и переходил Араке — русско-персидскую границу — и оттуда кто знает куда еще шел своими скрытыми путями.

Они были пьяницами, были известными макарпетами, главарями той шайки, которая, если на свадьбе не хватало вина, кричала: «Мы же не у айастанца празднуем свадьбу…»

Их кормили река и лес. В начале весны, когда бурная и мутная река прибывала и, случалось, затопляла берега, смывала слабые мосты, вырывала с ко заем деревья и в глубине катила камни с таким грохотом, что казалось, будто обрушиваются горы, — в этот грозный час, когда жители Старой дороги со страхом и трепетом слушали грохот реки, — они, братья-собутыльники, в воде ловили рыбу, которая с юга поднималась к горным родникам.

В начале весны из Сальян, степей Карабаха и даже из жаркой Ленкорани тысячи людей, овец, верблюдов, лошадей, кочуя, караванами поднимались на летние пастбища Зангезура. Эта огромная масса проходила по простым деревянным мостам, построенным Долуном Кари, Хандзатом Худи и другими братьями-собутыльниками. Они взимали плату за проход через мост шерстью, овцами, деньгами, и все это шло на вино и удовольствия.

Они были опытными наездниками, и случалось, Хает Нерсес-бей или другой бей получал от баргушатских ханов в подарок такого огненного коня, что бей боялся близко подойти к нему. И вот призывали опытного наездника со Старой дороги, толпа собиралась на площади, и Долун Кари с риском для жизни укрощал бешеного коня.

Наконец, они охотились в глухих лесах и ущельях, где на каменную соль, забытую овцами, спускались ночью олени.

Зимою река замерзала, рыба спускалась на юг, дичь скрывалась неведомо в каких логовах, — и убывало у них денег на вино. Тогда начинали ходить слухи, что из Дзорека пропала телка, пропала корова ходжи Багиренца, ночью кто-то прокрался в пчельник Тер-зи-базума, — и каких только слухов зимою не распространяли в городе Горисе. И также шушукались о том, что в Хурупском ущелье нашли голову пропавшей телки, что следы коровы доходили до берега реки и будто из пчельника Тер-зи-базума один улей пчел высыпали в воду и пустой оставили на берегу реки. И шушукающиеся прибавляли также имена До-луна Кари, Хандзата Худи и других братьев и умолкали.