Альпийская фиалка

На этой улице жили плотники, каменотесы, сапожники, жестянщики, красильщики, а также некоторые беи, оставшиеся вне круга других беев, как, например, третий Нерсес-бей, которого называли Пристави Нерсес-бей, потому что когда-то он был писарем у пристава. Но теперь осталось только имя, и никто его ни в грош не ставил — ни сами беи, ни жена его, ни соседи. Больше рубля никто ему взяток не давал, чаще давали один серебряный двугривенный, а иногда ничего не давали, а только говорили:

— Нерсес-бей, на этот раз простишь…

Дома на Старой дороге были одноэтажные. Хотя и там домовые участки были куплены равной величины, по четыреста квадратных саженей каждый, но так как братья делили между собой вместе купленный участок, то число домов было больше. И когда завязывался между ребятами махлакрив — бой между ребятами разных улиц, зимой снежками, осенью головками подсолнуха, початками кукурузы, луком и стрелою, и. даже с собаками, когда каждый, привязав к руке цепь собаки, шел на бой, — ребята Старой дороги всегда побеждали, и случалось, что победители гнали противника до рынка, и детская, стрела попадала в гарадабулди Мухана или корка тыквы влетала на балкон городской думы.

Они воевали против «русских», то есть против ребят беев и купцов, которые учились в казенных училищах в Горисе и других городах, а ребята Старой дороги — в армянских школах Киореса. Последние не имели формы и школьного знака на фуражке и поясе.

Ребята армянской школы ходили в лаптях и большую часть года без шапок. После школы они работали дома и в огородах, помогали родителям в мастерских, и, бывало, сын красильщика Несу, вернувшись из школы, надевал большие сапоги отца и, взяв ведра с красками, шел с отцом на работу.

И случалось, что, когда сын Несу возвращался домой, на улице Манучар-бея «русские» преграждали ему дорогу… Кто-нибудь подавал сигнал, и вот со Старой дороги летели туда его товарищи с собаками, камнями, луком и стрелой, палками, и даже старшим с трудом удавалось остановить град камней.

Летом местом битвы была река, протекающая мимо Старой дороги. «Русские», то есть гимназисты, приехавшие домой на летние каникулы, приходили группами купаться. Как бы много их ни было и пусть даже они приведи с собой взрослого человека, тем не менее и это не спасала их от драки, если они входили в купальни, устроенные ребятами Старой дороги.

— Выходите из нашей реки, — с другого берега кричал один из этих ребят, когда сыновья купцов и беев раздевались, раскладывая на песке свои блестящие пояса и белые фуражки, медные гербы которых блестели на солнце.

— Убирайся ты, — кричал пузатый гимназист со снежно-белым телом, как и его снежное белье; которое с мучительным трудом выстирала прачка Мина.

— Говорю; выходите из нашей купальни, — злобно кричит мальчик со Старой дороги, который с раннего утра бежал из дому, так как его манили свободные» прибрежные сады; мечта поесть черешен, сорвать несколько бобовых стручков, украсть из какого-нибудь огорода? картофель и на берегу реки, за кучами камней; испечь картофель и бобы, что было? и обедом и ужинам его. — Не уйдете? — И от гнева- лицо его краснело, как если б мальчик вымазал себе лицо украденной вишней.

И тут первый камень, полетев с той стороны, падал в реку. Двое-трое из купающихся, которые похрабрев, выскакивали и гнали его в глубь садов… и с победой возвращались… Но не успевали они войти в воду, как из садов Старой дороги группа ребят, которые до того орудовали в чьем-то саду, как племя дикарей, с покрасневшими от вишневого сока губами, босые, в лохмотьях, а иные без лохмотьев, в одной рубашке, и с черными от солнца телами, эти чернокожие, как племя дикарей, выбегали из садов, из кустов ежевики, шлепались с деревьев и бежали к реке — кто со стеблем подсолнуха, кто вырывал из огорода шест, по которому вилась фасоль, кто ломал ветвь ивы, кто на бегу наполнял пазуху мелкими камнями, и летели черев стены, через камыши, босыми ногами топча песок, и траву, и колючки! «Ура!» — раздавался голос одного из них, и чернокожие мчались все быстрей. Белые, устрашенные, бросались на другой берег: одни, забрав одежду, убегали подальше, другие, заняв позицию за камнями, пытались сопротивляться потоку, несущемуся на них с тиком и криком…

Их разделяла река, но часто ребята со Старой дороги, не обращая внимания на реку и не снимая одежды, бросались в воду и плыли, высоко держа в воде ивовую ветвь и стебель подсолнуха, которыми они на другом берегу должны были сражаться.

Когда бой разгорался, они переходили врукопашную, или отнимали у одного пояс, у другого шапку, или брали в плен белого гимназиста, который со страху надел рубаху навыворот и не знал, где второй сапог. Белый плакал, кричал: «Мама!» А ребята со Старой дороги обсуждали, чем бить по >его (обнаженным местам — крапивой или кукурузой.

Но случалось, что кто-нибудь из них жалел его, вспомнив свою мать, которая работала прачкой в доме отца гимназиста или пекла всегда у них хлеб. И он, отвернувшись, говорил:

— Отпустите его, пусть убирается…

И они позволяли пленнику одеться.