Старушка вошла в комнату, звякнула задвижка сундука, затем, поддерживая подол передника, Зани подошла к очагу. Унан, сидя у порога, пытливо смотрел то на Антона, то на Саака и его товарищей. Иногда они говорили по-русски, а Антон чаще всех, и тогда он казался отцу чужим, словно это был совсем не тот босоногий мальчишка с исцарапанным лицом, какого он помнил. Кто его товарищи? Откуда эта дружба? Если они — его старые друзья, почему же Саак ни разу не появлялся у них?
Антон достал из кармана бумагу, и они все склонились над ней. Антон чертил карандашом, что-то говорил, а Саак кивал головой. Унан посмотрел на шрам, прорезавший лоб Антона… Унан был на мельнице, когда ему сказали, что сын упал с дерева… «Кто он сейчас?.. Инженер или адвокат? Приезжие говорят о нем только хорошее… Сам-то он хороший, а вот эти чужие, его товарищи?.. Кто их знает?.. Все так перемешалось в мире, столько бурь пронеслось, всех раскидало по сторонам… Ни у кого ни значка, ни медали какой-нибудь, ведь и не распознаешь, кто из них начальник… Интересно, кто главнее — Саак или сын?.. Саак пришей сам, значит… А если ты начальник, зачем спрашивать, как живет народ?.. Может, Антона послали из города, чтобы тайно расследовать какое-нибудь дело?.. Должно быть, у него большая власть».
Антон рассказывал о том, что большая дорога соединит их отсталый район с железнодорожной магистралью, об использовании непроходимых лесных массивов, о каменоломнях.
Зани негромко заметила:
— Антон, самовар стынет, щепками подогрела, — но ее никто не услышал… Унан упрекнул жену:
— Видишь, план чертят. Подкинь щепок. Заняты.
Вдруг Антон заметил, что у Рушана уже слипаются глаза, но он старается не заснуть и напряженно прислушивается к беседе.
— Иди спать, Рушан, — сказал Антон.
— Мне не хочется.
Зани, воспользовавшись этим, поставила на стол самовар. Беседа прервалась. Подошли к столу. Унан сел на свое обычное место в конце стола.
— Рушан, поедешь с Антоном, если он возьмет тебя? — спросил Саак.
— Поеду, — решительно ответил Рушан, не заметив, как расширились глаза матери, которая смотрела на него из-за самовара.
— А кем ты хочешь быть?
— Милицией, — серьезно ответил мальчик.
Саак и Антон рассмеялись. Унан тоже улыбнулся, а Зани, протянувшая было руку к самоварному крану, так и застыла.
— О чем ты думаешь, не видишь разве? — сказал Унан, поворачивая кран. Стакан был полон, и вода стекала на стол. Зани смутилась, и ее сморщенное лицо от волнения стало медным.
…Было совсем поздно, когда гости ушли.
— Нани, постели мне… Апи, а ты как живешь? Волосы у тебя поседели, а сам еще крепок.
— Работа у меня не тяжелая, — ответил отец и обратился к жене: — Постели на тахте. И окно прикрой, не продуло бы перед рассветом…
— Нани, как ты? Не очень устаешь? Работаешь ведь много…
— Умереть бы мне за тебя, радость моя…
— Что же не спросишь о Ваго?
— А что, есть новости?
— Женился, — улыбаясь, сказал Антон.
— Старик, подойди-ка поближе! — позвала Зани. — Сноха-то из хорошей семьи?
— Какой там семьи, нани, русская девушка без отца, без матери.
— Русская…
Антон положил рядом с собой папиросную коробку и закутался в одеяло.
— Вот хорошо!.. Давно не спал в такой мягкой постели. Нани, Саак придет рано утром, мы должны съездить с ним в одно место. Самовар поставишь пораньше… — и укрылся с головой.
Унан лег тоже и все думал о том, какие странные теперь люди живут на свете. Даже не спросил, как сад, как деревья, земля… Как живут, что у них есть… Словно гость. А ведь мальчиком был не такой. Кому же останутся деревья?.. И мысль его потекла по знакомой дорожке: «Надо закрыть канаву. Эти проклятые собаки опять залезут и потопчут фасоль…»
Старуха взяла лампу. Посмотрела на Антона: уснул. Его усталое лицо показалось матери очень похудевшим, щеки ввалились. Зани тихонько вздохнула, наклонилась, посмотрела на его сапоги, вытерла с них пыль передником… «Ваго женился…» Из рамки на мать смотрели веселые глаза. Нет, не по ее воле вышло… Не исполнились ее заветные думы о свадьбе старшего сына…
С лампой в руке мать подошла к Рушану поправить одеяло. Рушан раскрыл сонные глаза и пробормотал:
— Я ведь не сейчас еду… Вырасту, тогда…
Мать наклонилась, поцеловала его в лоб и шепнула на ухо:
— А я, сынок?..
— Ты останешься с апи… но только… — он не докончил, и глаза его сомкнулись.
Мать еще немного постояла над ним. Лампа в ее руке дрожала. Сын улыбнулся во сне. И эта улыбка была для матери неразрешимой загадкой…
Зани погасила лампу.
ДЯДЯ ДАВО
Не о тебе, Айк, не о тебе, Алек, и не о звеньевой Марине, и даже не о парнях из «летучей» бригады Мхо пишу я этот рассказ. Я пишу его о том человеке, которого сначала и не заметил среди находящихся в комнате людей. Но вот вбежал перепуганный скотник и позвал его:
— Дядя Даво, дядя Даво, этот бессовестный Атаман сорвался с привязи и может забодать Араба…