Альпийская фиалка

— Не давайте им подойти к кирпичам! — крикнул Томас Брюлл, с первой же минуты обративший внимание на группу противника, устремившуюся к куче кирпичей, наваленных вместе с бревнами на площади неподалеку от строящегося дома. Брюлл мгновенно кинулся в ту сторону, за ним последовали «черные братья». Оттокар Дриш, как катящаяся с вершины горы лава, вихрем метнулся в толпу и до того увлекся, что добрался до середины моста, где бесновались подоспевшие на помощь новые силы противника, подзадоривавшие передние ряды. Противник на минуту подался назад. Оттокар намотал на руку накидку в виде щита и кинулся вперед в тот момент, когда окружавшие стали наседать. Зрелище это походило на смерч, когда в рвущемся ввысь столбе слились листья, сучья, перья и все кружится с бешеной быстротой, когда ничего не разобрать в густой пыли и лишь издали усталый путник глядит на это черное кружение и прибавляет шагу, чтобы спастись от надвигающейся гибели. Многие уже попадали наземь, уже виднеются окровавленные лица, истерзан в клочья! сюртук Оттокара, изломана его шпага, и вот верзила-мужчина, обхватив и подняв на спину Оттокара, несет его к перилам моста. Дико, гогочет толпа и раздается, голос: «В воду, в воду, сукина сына!» Но налившиеся кровью глаза Оттокара заметили железные перила моста, он уперся в них ногами и изо всей силы так оттолкнул верзилу, что захрустели жилы его рук и он в бессилии грохнулся на; землю… Оттокар вырвался из его объятий, и снова возгорелся кулачный бой.

В другом месте студенты окружили мясника Колесникова. Тучный детина пустил в ход короткие руки, ноги и даже массивную голову, которой он бодал до того разъяренно, что если бы противник не отстранялся вовремя, то удар расщепил бы ему грудную клетку. «Взбесите его, взбесите сильней!» — закричал Томас и, протиснувшись сквозь толпу, подошел к мяснику. Потом, выбрав удобный момент, он сзади с такой силой ударил его по ногам, что колени мясника согнулись и он обрушился, словно обветшалая стена, лишившаяся подпорки.

— Ребята, полиция! — раздался голос одного из студентов, поднявшегося на бревна. Послышались друг за другом свистки. На краю моста показались конные полицейские. Они подъезжали к площади с противоположного берега и должны были проложить себе путь сквозь толпу торговцев и ремесленников.

— Наших бьют! — плаксиво заголосил бородатый мужчина, схватившись за повод первой лошади. Он не участвовал в драке, а лишь науськивал своих, как охотник псов.

— Прочь с дороги, старый хрыч! — и полицейский поднял нагайку.

Бородач подбежал к вахмистру, но в это время в конных полицейских полетели куски кирпича.

— Pereat![101] — раздался крик из-за бревен.

Одна из лошадей взвилась на дыбы от удара в ногу кирпичом, нацеленным в грудь полицейского. Лошадь сразу рухнула на землю, сбросив седока.

— Шашки наголо! — крикнул вахмистр и пришпорил коня.

Но в эту минуту студенты приналегли на противника, оставшегося между конными и студентами. Из-за бревен усилился град кирпичей. Лошади подались назад. Студенты сильней приналегли на противника, и толпа отхлынула назад, увлекая за особой верховых. Вахмистр повернул лошадь и исчез.

— По домам! — скомандовал из-за бревен Томас Брюлл и отозвал назад тех, кто потеснил противника до края моста. Мост опустел. Из-за бревен вышла группа «черных братьев», В эту минуту послышалась дробь барабанов.

— Расходись по домам, мушкетеры идут! — крикнул Брюлл.

Показался воинский отряд, вооруженный кремневыми ружьями, во главе с молодым офицером, ехавшим верхом. На его лице так и цвела самодовольная улыбка. Он то и дело поглядывал на окна и балконы, откуда смотрели женщины, и, казалось, говорил им: «Видите, как хороши мои погоны, моя каска, моя лошадь и я!» — а сверху отвечали:

— Ах, какой прелестный офицерик! Ему не больше двадцати, а уж подполковник Ревельского мушкетерского полка…

Но мясник Колесников ничего не сказал. Он очнулся от грохота барабанов и кое-как дотащился к куче бревен, откуда выскочил Томас Брюлл.

— Держите его, держите! — закричал мясник. В рядах мушкетеров раздался смех. Один из них сказал товарищу:

— Молодцы порядком общипали его…

И впрямь, Колесников походил на гуся, изуродованного скупой хозяйкой, выщипавшей у него больше, чем следовало, перьев. Его кафтан весь был изодран в клочья, и, когда он, покачиваясь, проходил по мосту, ветром, подувшим с реки, подхватило и унесло пух из его подкладки далеко, далеко…

Площадь опустела. На мосту мелькали редкие прохожие, торопившиеся домой. Вечерело. Вдали раздавалась глухая дробь барабана. Молодой офицер, весь занятый собой, все еще продолжал демонстрировать обитателям отдаленных улиц себя, свои погоны и каску, блестевшую в вечерних сумерках.

6

— Вы опять были у своего земляка? — спросила мадам Элоиза Ауслендер молодого человека, который, входя в комнату, так и застыл в дверях, до того неожиданными были для него и эта встреча, и нетерпеливый вопрос женщины.