Алракцитовое сердце. Том I

— Твои «мирные люди» весьма изобретательны в способах убийства. Они довольно хитроумно покушались на жизнь того, кто не сделал им ничего дурного, — чародей указал взглядом на Джибанда, — за одно то, что он пришел со мной вместе и защищал меня.

— Но они… — Деян запнулся. Хоть он и говорил Киану, что великан — кукла, тот не поверил. А остальные вовсе ничего не знали: для них Джибанд был человеком. Которому они собирались проломить голову, не испытывая по этому поводу никаких угрызений совести. — Они посчитали вас врагами. И не ошиблись: ты пришел как враг.

— Твои односельчане сами убили бы меня, если б я дал им такую возможность, — сказал чародей. — Ваш староста намеренно меня провоцировал, чтобы получить повод от нас избавиться и оправдать убийство в глазах людей. Я не виню его: нынче не подходящее время привечать чужаков; и признаю, что погорячился… Но если б твой дом назвали бы хлевом и предложили поискать родню среди свиней — ты бы сумел остаться невозмутимым? А, мирный и свободный человек?!

«Сумел бы, куда б я делся: на одной ноге невелик выбор», — с досадой подумал Деян, невольно отодвинувшись чуть назад: чародей смотрел на него не мигая, с таким внутренним напряжением, будто он сжимал в руке не кусок лепешки, а нож.

Доводы, которые не зазорно было высказать вслух, оказались исчерпаны: спор зашел в тупик. Невеликий запал, какой был, — и тот пропал. Даже продолжать ругаться не хотелось: в мокром, холодном лесу и без перебранки было достаточно паскудно.

— Надеюсь, покойникам полегчало с твоих оправданий. Есть будешь? — буркнул Деян. Чародей шумно втянул носом воздух и скривился:

— Воздержусь. Но благодарю за предложение.

Рядом ухнула сова.

— Тут не княжеский стол, разносолов не припасено, — зло сказал Деян.

— Не в том дело. Извини, не хотел тебя обидеть.

Чародей протянул руки к огню. Взметнувшееся пламя высветило запачканное землей лицо и покрасневшие, воспаленные глаза.

«Постойте-ка. Действительно, что-то тут не то…».

Деян замер, не донеся лепешку до рта.

Джибанду пища была, очевидно, без надобности, но чародей был человеком. Однако Деян не мог припомнить, чтобы тот хоть раз за все время прикоснулся к еде. Только изредка пригублял воду — смочить горло — да прикладывался к своей маленькой фляжке.

Деян растерянно моргнул. Не верилось, чтобы древнего чародея что-то страшило, тем более какой-то пустяк: не могло такого быть! Однако взгляд Голема по-прежнему был прикован к нему, вернее сказать — к куску лепешки в его руке, и то выражение, которое Деян сперва принял за брезгливость, теперь казалось совсем иным. Так орыжские мальчишки когда-то смотрели на украденный из волковской «ресторации» бочонок крепкой браги — с вожделением и страхом.

— Ты что же это… — Деян замялся, не зная, как точнее спросить то, что хотел.

— Я слишком долго провел в смертном сне. — Чародей отвернулся. — Мне повезло уже в том, что тело хоть на что-то годится. Но если я дам себе волю, боюсь, без надзора целителей меня ждет очень паршивая смерть.

— Понимаю. — Деяну приходилось однажды наблюдать, как подыхает обожравшийся с голодухи пес. — Но разве колдуны могут жить вообще без пищи?

— Недолго — могут; даже должны, если принимают… лекарство. — Чародей нащупал флягу во внутреннем кармане, но доставать не стал. — Так что выбор у меня простой. Этого хватит, чтобы добраться до Венжара. Должно хватить.

— Зелье в твоей фляжке как-то поддерживает в тебе жизнь?

— Можно сказать и так. Забирает возможности будущего времени и передает их настоящему. — Чародей, нахмурившись, снова тронул флягу через тонкую кожу жилета. — Позволяет взять у самого себя взаймы.

— Но любой долг приходится отдавать, — заметил Деян. — Значит, со временем ты будешь слабеть все быстрее. А зелья нужно будет все больше.

Чародей кивнул, уставившись в огонь.

— Каррайер, или «Вдовьи слезы» — так оно называется; наследие первых войн с Островами. В мое время многие старались всегда держать при себе порцию… Если выпить все разом — умрешь меньше чем через полдня. Но перед тем горы свернешь и море высушишь. Обычно так каррайер и используют — весь разом, перед безнадежным боем… А я вынужден попытаться растянуть удовольствие. — Чародей поморщился.

— И что же ты будешь делать, когда зелье закончится? — спросил Деян.

— Надо полагать, умру, — без тени улыбки ответил чародей.

— Но тебя это, похоже, мало беспокоит?

— Если б не беспокоило, я бы забрал веревку у того несчастного старика и тоже перекинул через сук, — сказал чародей с неожиданной злостью в голосе. — Но у меня нет выбора.

— Почему же? Есть: оставь свою колдовскую отраву и помри по-людски. Или живи по-людски, если выдержишь все же, — добавил Деян. — Ты ведь не знаешь точно, как оно выйдет.

Лицо чародея исказила неподдельная мука; но через мгновение все закончилось.

— Нет. — Он, сглотнув, отвел взгляд. В борьбе голода и страха победил страх. — И не искушай меня впредь. Пожалуйста.

«Чушь какая-то».