Снег валил до ночи с редкими передышками. Темные тучи плотно затянули небо — невозможно было даже определить, который час. Чародей, проглотив кружку бульона и закусив вареной репой, уснул; Деян перекусил наскоро и до обеда заготавливал и перетаскивал в хижину дрова. Мельком взглянул на кости в старой поленнице: «Надо бы похоронить, пока не смерзлось все…»
В лесу в такой снегопад делать было нечего: остаток дня волей-неволей пришлось коротать внутри и терпеть общество чародея. Нашлась в том и хорошая сторона: по его подсказкам Деян набил десяток патронов и опробовал заново собранное ружье. Сработало: куда целился — туда он, конечно, не попал, но ветка рядом разлетелась в щепки, а отбитое плечо было, как сказал чародей, следствием конструкции.
— Я думал, в твое время еще не было таких штук, — удивился Деян.
— Были, хоть и поплоше. И я немного повозился с тем, которое отнял у твоего… у того, кто напал на твой дом, — поправился себя чародей: он явно не хотел ссориться. — Разобрался в устройстве механизма и зарядов. Действенная вещь. Надо полагать, войны теперь кровавы, как никогда прежде.
— Это был не мой дом, — повинуясь внезапному порыву, сказал Деян. — Эльмы. Мой стоит напротив, заколоченный: это в нем подонки тогда устроились. Что с ним будет теперь, не представляю… Родителей на свете нет давно, братьев в этой сваре княжеской убили. Никого из семьи, кроме меня, не осталось. А мне одному велик он, и я — здесь, с тобой сижу, и вернусь ли? Получается, не нужен он теперь никому. Вот как эта хибарка… Из соседей после случившегося не позарится никто. Полвека стоял — был «дом родной», люди жили, а теперь — не нужен. Понимаешь ты такое, колдун?
Чародей молчал; взгляд его был рассеян, будто он и не слушал вовсе.
— По глазам видать — ни шиша ты не понимаешь! — Деян ударил ладонью по столу. — У вас, князей, одни войны и подати на уме, иного дела до людей у вас нет… Не для тебя одного — для всех для вас мы со скотиной вровень. Если нечего с человека взять — его и нет будто. Не так, скажешь? А?! Голем!
— Странные слова для того, кто всю жизнь прожил в глуши. Как ты о мире судишь: по россказням вашего священника? По сказкам, что мамка на ночь рассказывала? Так и в то, что солнце на небесной колеснице возят, поверить можно! — В голосе чародея не было насмешки. — Правители разные бывают. Одни — на убой гонят, другие — людей берегут и голову ради них сложить готовы. Не наговаривай на всех скопом.
— По тому и сужу, что за все прошлые годы в глаза никого из вашего высокородного племени не видел, — зло сказал Деян. Упрек чародея был справедлив, но признавать этого не хотелось. — У нас нужда — днем с огнем вас не сыскать, а у вас до нас хоть какая появляется надобность — так вы тут как тут. Так подумать, людям вовсе без правителей лучше жилось бы: никакого проку — одни беды от вас…
— Вот оно что! Узнаю любимого конька профессора Вуковского. — Чародей усмехнулся. — Было дело, спорили мы с ним. Может, и жилось бы — если б были люди мудрей. А пока получается, что с дурным правителем жить худо, но без него — и того хуже. Каждый на себя кусок тянет, и общее дело от того рушится. Даже в вашей глуши — и то вы какое-никакое управление сами себе сообразили: старосту ведь над вами не король ставил? Нет. И сам же ты меня упрекал, что я ему, болтуну и провокатору, ребра поломал: дескать, без него вы — точно дети малые без отцовского пригляда остались. Было такое, или меня память обманывает?
Деян вспомнил Волковку с ее семью «как бы старостами», криками и драками на общинных сходах. В Орыжи Беона никто правителем не считал, но власти у него над селом поболее было, чем у короля за тысячу верст от Спокоища, — в этом чародей не ошибся…
Мысли путались, голову ломило от усталости. Он уже не мог в точности припомнить, с чего начал этот бесполезный спор, и не хотел его продолжать.
— Эта гостеприимная, как ты ее назвал, «хибара»… Рядом с ней что, какие-то могилы? — Чародей тоже захотел переменить тему. — Дрянное место. Смертью тянет.
— Есть, по-видимому, могила. И кости под стеной разбросаны.
— Какие кости? — сразу насторожился чародей.
— Обычные, — со вздохом сказал Деян. — Чуть поодаль — собачьи, под навесом у стены — человечьи. Кости как кости. Не начинай опять про всяких немертвых; и без разговоров этих тошно.
Голем неодобрительно покачал головой:
— Но…
— Восстановишь силы — сам с ними и разбирайся, если охота, — перебил Деян. — А я больше обо всей этой колдовской мерзости слышать не желаю. Хватит! — Он резко поднялся из-за стола, но на миг потерял равновесие: пришлось опереться на край.
Голем взглянул обеспокоенно:
— Отдохни. Не ровен час, сам свалишься.
— Без твоих советов обойдусь, — буркнул Деян.
Нужно было еще умудриться сплести из нарезанного полосами тряпья и заготовленных утром прутьев хоть сколь-либо прочные снегоступы: дело было привычное, но с таким дурным материалом и в почти полной темноте, ощупью, работать прежде не приходилось; отдыхать же он не мог и не хотел.