Алракцитовое сердце. Том I

— Девушка видела, как я тебя латал. Потом она сама спросила меня, не лучше ли будет, если… чтобы ты осел где-нибудь в большом городе, где тобой займутся хорошие лекари… где ты сможешь научиться использовать свои способности себе во благо, насколько это еще возможно. Я сказал, что если выйдет так, то, пожалуй, ты проживешь дольше, чем если останешься в глуши сено ворошить. Она попросила меня проследить, чтобы все для тебя устроилось наилучшим образом… И посоветовала мне помолчать до поры насчет моих соображений: сказала, ты не станешь меня слушать. И еще попробуешь выкинуть какую-нибудь глупость, лишь бы вышло поперек, — упавшим голосом закончил чародей. — Так понимаю, вы крепко поругались перед тем, как ты ушел? Но не думаю, чтобы из-за…

— Деревянная твоя башка. Мрак бы тебя побрал, колдун! — Деян в тщетной попытке овладеть собой со всей силы врезал кулаком по ящику. — Замолчи. Заткнись.

Не все, но многое теперь становилось на свои места.

«Одной загадкой меньше». — Мысль эта несла с собой облегчение. Все произошедшее в последний день в Орыжи было нелепой и досадной ошибкой. Но поправить ее могло теперь и не выйти — и тут уж было от чего впасть в отчаяние…

Ему следовало быть дома, а он сидел в сырой развалюхе посреди леса рядом с немощным чародеем, его «ненастоящим человеком» и горой непохороненных костей и не мог вернуться — да и было ли еще, куда возвращаться?

Но даже так — даже тут — могло быть терпимо; жизнь в Спокоище была нелегка: опасность и смерть, своя и чужая, всегда таились рядом. Могло быть терпимо — если б не груз дурного прощания, горечь недопонимания, недоговорок… Если б только Голему хватило ума держать свои догадки при себе!

— Послушай, я не хотел… — осторожно начал чародей, — не думал, что это может доставить неприятности… откуда мне было знать? По правде, голова у меня тогда варила не важно, и…

— Заткнись, — тихо сказал Деян. — Заткнись, пока я тебя не убил.

— IX —

Чародей замолк, поняв тщетность попыток оправдаться — или попросту обидевшись, — и вскоре забылся беспокойным сном. Деяна это полностью устраивало: тошно было и без разговоров. Он был зол, но больше — растерян; услышанное никак не укладывалось в голове. Нужно было решать, что делать дальше…

«Но какой у меня выбор?»

Деян, стоя у порога хижины, смотрел на свое отражение в натекшей у стены луже: от капель с крыши по воде расходились круги, отражение рябило, кривилось и не желало подсказать ничего, кроме того, что он знал и сам. Он мог бы во второй раз передумать и уйти, предоставив еще беспомощного чародея самому себе, но ничего этим не добился бы — только преумножил бы смерти впустую. И даже дойди он каким-то чудом до Орыжи — что с того? Все равно он мог там разве что «сено ворошить»: не помощник, не защитник, а бог весть кто…

Все то, что он знал теперь, ничего не изменило. Странно и неуютно было это сознавать.

Как бы ни было тоскливо оставаться — поворачивать назад пока не было смысла; теперь, поразмыслив спокойно, он это понимал. Стоило сперва хотя бы выйти снова на тракт, где возможно будет разузнать путь или даже отыскать попутную повозку — если повезет не получить прежде нож в бок или дубиной по затылку, что казалось исходом самым вероятным.

Дождь прекратился; быстро стемнело — словно кто-то на небе задернул занавеску. Через силу Деян заставил себя сжевать кусок зайчатины и, улегшись на лавку, сразу же заснул — но спалось на этот раз совсем дурно. Снилась каменистая пустошь посреди темной воды — как опавший лист в луже — и серокожие люди на ней, мужчины и женщины, могучие, уродливые, измученные ненавистью к самим себе и к своим создателям. Одни глиняные гиганты бесстыдно совокуплялись между камней, другие недвижно лежали или сидели на земле и равнодушно смотрели на подступающее море; волны накатывались на берег и проглатывали их — одного за другим, пока весь остров не скрылся под водой.

Глава девятая На снегу

— I —

…утром выпал снег.

Хижина сильно промерзла за ночь. Деян, не вполне еще очнувшись от беспокойного сна, встал, бросил в очаг сухого мха и щепок, раздул угли; помог подняться чародею, распахнул дверь, шагнул за порог и обмер: мир побелел. Снег лежал на земле и на ветках, валил с неба крупными хлопьями.

Деян зачерпнул горсть с края крыши, утер лицо, моргнул трижды для верности: ничего не изменилось. Не могло в это время года, сразу после гроз, навалить снега, — но сырые хлопья сыпались за шиворот, и от холода с непривычки свело скулы.

За ночь наступила зима.

Противоестественная, ненастоящая зима, но от настоящей неотличимая. И неизвестно, сколько она могла продлиться.

Чародей, привалившись к дверному косяку, смотрел на снег:

— Красиво.

— Это все, что тебе есть сказать?

— Если так продолжится, то к завтрашнему дню по пояс завалит. — Чародей был невозмутим. — Мы застряли здесь.

Как будто это нуждалось в пояснениях!

Деян сплюнул в белую кашу.

— Надо будет смастерить какие-нибудь снегоступы.