Профессора Вуковского он привык считать кем-то вроде учителя, мудрого и непогрешимого, и совсем не был уверен, что рад услышать подробности его земного существования. А от осознания, что сейчас он, Деян Химжич, разговаривает с кем-то, кто делил с почтенным профессором стол и вел беседы, и вовсе голова шла кругом.
Что Голем родился много веков назад — он, конечно, знал и не забывал, но одно дело — просто знать, и совсем другое — получить тому наглядное свидетельство.
— Сколько тебе лет? — не удержался от вопроса Деян. — Не считая того времени, что ты был… не совсем жив.
— Немногим больше ста тридцати. А ты думал — полтыщи? — Чародей добродушно усмехнулся. — Я не так уж невообразимо стар по человеческим меркам: на моей памяти некоторые долгожители под присмотром лекарей встречали столетний юбилей, хотя сами не способны были сотворить даже простенького заклятья.
«Сто тридцать лет: „Не так уж и стар!“» — Деян попытался вообразить себе такой огромный срок — и не смог. Столетье или немногим больше того прожила, должно быть, Вильма — и превратилась в дряхлую, выжившую из ума старуху. Голему же, несмотря на больной вид, нельзя было дать больше четырех десятков. Однако ж впечатление было обманчивым… Он видел в жизни несоизмеримо больше, чем Беон или Терош Хадем; прочел несоизмеримо больше книг. Разбирался в вещах, о которых другие не имели ни малейшего понятия.
Деян пододвинулся ближе к очагу, пытаясь прогнать пробивший вдруг озноб. Прежде он не смотрел на это с такой стороны и теперь на миг ощутил себя на месте заморских дикарей: да, им было с чего преклоняться перед Големом, как перед божеством! Ощущение оказалось неприятным и досадным; а ведь если так подумать, чародей даже сейчас оставался для простых людей кем-то вроде бога: слабого, немилосердного, бестолкового — но бога…
— Каково это вообще — быть колдуном? — спросил Деян.
— Мне не с чем сравнивать. Но насколько я мог заметить — ничего особенного. Можно, знаешь ли, быть колдуном и даже не догадываться об этом. — Губы чародея тронула насмешливая улыбка. — Каким чудом, по-твоему, я еще дышу, и кто это чудо сотворил?
Полено плюнуло угольками-искрами; Деян стряхнул их с рукава и отодвинулся чуть в сторону.
— Кто ж тебя знает, почему ты такой живучий. Не ко мне вопрос, — пробурчал он, хотя намек был яснее ясного.
— А каким чудом ты сам дожил до сегодняшнего дня? — продолжил чародей, не обращая на его слова внимания. — После ампутации у тебя в мышце застряло полдюжины мелких осколков кости: ты должен был умереть от нагноения, но выжил! И даже мог худо-бедно наступать на культю: все годы со дня ранения твое тело боролось с этими осколками и сдерживало заражение. Твои внутренности повреждены ядами и постоянной схваткой за жизнь — но ты крепче многих, к кому Хранители Небесные были куда милосерднее. Не прошло трех полных дней, как ты наловчился пользоваться мертвой ступней, словно своей собственной. Пустяк, по-твоему?
— А разве нет?
— Нет! Я вытащил осколки и тем немного поправил дело, но все же слишком много сил у тебя уходит, чтобы просто поддерживать свое существование; как ни жаль — от этого тебе никуда не деться. Однако, без сомнения, с такими задатками ты сумел бы стать отличным мастером, если бы не пострадал так серьезно от неумелого лечения и учился… С твоим лицом это не удивительно.
— То есть, по-твоему получается, что я вроде как сам колдун. И давно ты так думаешь? — с фальшивой непринужденностью спросил Деян. Последняя фраза чародея про лицо была непонятна, но это могло подождать. Как и многое другое. Еще недавно предположение о том, что ему, возможно, подвластны некие невероятные силы, взволновало бы его и озадачило; сейчас — оставило почти равнодушным. Никакие, даже самые могущественные, чары не могли исправить уже случившееся или повернуть время назад: Голем был лучшим тому подтверждением.
Но кое-что со слов чародея стало очевидным.
— С того самого мгновения, как тебя увидел, — с легкой растерянностью в голосе произнес чародей. — Быть может, я зря не сказал тебе сразу…
— Мне ты ничего не сказал. Но говорил об этом с Эльмой, — уверенно заключил Деян.
— Да, — растерянно подтвердил чародей. — Да, говорил…
— Что именно ты ей сказал?
— Да вроде ничего особенного… Примерно то же, что сейчас сказал тебе.
В глазах чародея появилось понимание; заминка выдавала его с головой.
— Кроме этого? — прорычал Деян.
— Остынь. — Чародей предостерегающе поднял руку. — Я не помню в точности…
— Не увиливай!